— Не беспокойтесь…
— Вы разве не слышали, что я сказал? Я сказал, что это не обязательно!
— О господи!
Джорджия в отчаянии взмахнула руками и уставилась на Кира. Ясно— сегодня утром она действует ему на нервы.
Но почему? Возможно, он расстроен тем, что произошло во время его делового визита в Нью-Йорк? Если это так, то надо его прямо спросить.
Все, чего она хочет, — это помочь ему, такой уж у нее характер: она всегда старается помочь.
— Что-то случилось в Нью-Йорке?
— Что?
— Вы поэтому так взвинчены?
Может, причина его отвратительного настроения — женщина?
Себя Джорджия исключила, хотя Кир прошлой ночью намекнул, что ему не терпелось вернуться домой и увидеть ее. Не в том ли загвоздка, что в Нью-Йорке у Кира кто-то есть? Женщина, в которую он влюблен?
Может, эта женщина его отвергла?
Ревность и страх переполняли Джорджию, но она старалась выглядеть хладнокровной.
— В Нью-Йорке ничего не случилось, Джорджия… кроме того, что я не хотел возвращаться!
— Но вы так торопились вернуться! — воскликнула она.
— Разве? — Кир наморщил лоб, явно недоумевая.
— Вы просто невыносимы! — рассердилась она.
Видно, сегодня она так и не получит от него вразумительного ответа. Просто руки опускаются.
Она тяжело вздохнула.
— Может, мы займемся делами, чтобы успокоиться? Бурь различного свойства было достаточно. Вы согласны?
— Замечательно! Чем мне заняться в первую очередь?
Джорджия, все еще злясь на него, откинула упавшие на лоб волосы и вдруг заметила, что губы у него улыбаются.
— Я могу неправильно истолковать ваш вопрос, и это ввергнет нас в новую интересную дискуссию, — усмехнулся он. — Спросите еще раз, но только не так страстно, чтобы меня не спровоцировать.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Солнечный луч, падавший из бокового створчатого окошка на середину пола, образовал яркий островок на поблекшем персидском ковре, который лежал здесь с незапамятных времен, наверное, еще до рождения Кира.
По краям ковра громоздилась мебель, напоминавшая о семейной истории. В одном углу — две лампы под шелковыми абажурами, которые когда-то стояли в кабинете отца — теперь это кабинет Кира, рядом — старинная дубовая горка, где давно не красуется красивый фарфор, а пустые полки покрывает слой пыли.
Кругом — картонные коробки, вспученные от сложенных в них книг и всякой всячины. Возможно, в одной из коробок лежат шахматы, подаренные ему как-то на Рождество матерью в отсутствие отца.
За игрой в шахматы Кир забывал о жестокости Джеймса Страхана, и чердак стал для них с Робби прибежищем, куда они убегали, чтобы спрятаться от ужасных скандалов между родителями и — пусть ненадолго — забыть о душевных травмах.
Но после смерти матери игры в шахматы на чердаке прекратились.
Оба мальчика посещали ту же местную частную школу-пансион, куда в свое время ходил их отец, но им не разрешалось жить в пансионе, как другим ученикам.
Киру казалось, что если бы они больше времени общались с одноклассниками, то мрачная обстановка дома не так сильно ранила бы его.
Но Джеймсу доставляло особенное удовольствие со всей строгостью следить за каждым шагом сыновей и вымещать на них свой гнев и раздражение. Поэтому он требовал, чтобы они каждый день после уроков приходили домой.
Мало того, что он изводил их поручениями, они были вынуждены слушать его громогласные сентенции относительно всего на свете, а также сетования на то, что нынче люди не знают своего места и не выказывают должного почтения лэрду. Кир начинал с ним спорить, и тогда отец вымещал свою ярость при помощи кулаков.
Эти нежелательные воспоминания всегда вызывали у Кира тошноту и резали душу, словно острая бритва.
Он прошелся по чердаку и наступил на что-то твердое. Посмотрев под ноги, поднял с пола игрушечного солдатика в мундире шотландского стрелка девятнадцатого века.
У Кира перехватило дыхание, и он так крепко сжал фигурку ладонью, что острые края больно впились в кожу, а от подступивших слез защипало глаза и сдавило горло.
— Робби… — хрипло прошептал он. — Прости, Робби… Пожалуйста, прости…
— Джорджия! Вы принесете, наконец, кофе? — рявкнул Кир.
Держа в руках серебряный поднос, Джорджия осторожно поднималась по устланной толстым ковром лестнице с резными балясинами.
— Интересно, а куда подевались наши хорошие манеры? — пробурчала она себе под нос.
Все утро босс походил на раненого медведя в берлоге, и никаких признаков, что его настроение изменится, заметно не было.
Подойдя к кабинету, она увидела, как Кир нетерпеливо вышагивает по коридору. Темные прямые волосы торчали в разные стороны — он, видно, взъерошил их пальцами.
Увидев Джорджию, он и не подумал скрыть раздражение.
— Господи! Что вы стоите? Входите же!
Едва сдерживаясь, чтобы не огрызнуться, Джорджия вошла в кабинет.
— Неплохо бы сказать «пожалуйста», — бросила она в ответ и встретилась взглядом с его злыми глазами.
Она поджала губы, чтобы показать ему свое недовольство.
Нет, сегодня не удастся мирно поработать!
Короткая передышка, которую устроил Кир полчаса назад, пользы не принесла. Может, предложить, чтобы он поработал один, без нее?
— Я могу пойти в библиотеку и там ответить на письма, если вам нужно побыть одному, — предложила она, зная, что в библиотеке есть второй компьютер.
Ей нравилась просторная, с элегантной обстановкой комната, где до потолка тянулись полки с книгами и сама атмосфера располагала к работе.
Дубовые полки были инкрустированы рисунком из клена, а некоторые книги находились в семействе Кира не один век — это рассказала Мойра.
На полу лежали красивые — пусть и старые — ковры, а большие глубокие кресла так и манили к тому, чтобы удобно усесться и помечтать, особенно в дождливые дни.
Джорджия заметила, как дернулся мускул на скульптурно вылепленной щеке Кира, и поняла, что идея оставить его одного не пройдет.
— Незачем куда-то уходить. Я работаю здесь, и здесь место моей секретарши!
Кир с такой силой хлопнул ладонью по столу, что поднос, поставленный Джорджией, сдвинулся на край. Он протянул руку, чтобы удержать его, но не успел — серебряный кофейник опрокинулся, и горячий кофе вылился ему на запястье.
— Черт!
Реакция Джорджии была мгновенной:
— Скорее в ванную. — Она подтолкнула Кира в спину к двери.