— Плохо, — он не удивился. Только поднял
вопросительно бровь, глядя на Маркова, словно в ожидании объяснений.
— Все очень просто, — улыбнулся генерал. — В
Германии понимают, что мы сразу начнем восстанавливать вашу сеть агентов и
настороженно следят за любым человеком, пересекающим границу. Любой иностранец
в Западной зоне, имеющий контакты с чиновниками из правительственных учреждений
либо прибывающий в Бонн вызывает подозрение. Поэтому наши аналитики разработали
план, при котором в Бонн поедет мексиканская журналистка, не совсем хорошо
знающая немецкий язык. В таком варианте это вызовет меньше подозрений. Ведь ни
одна разведка мира не пошлет на сложное задание агента, не знающего язык
страны, где он должен работать. В таком случае это может быть кто угодно, но не
разведчик. А инсценировать плохое знание языка практически невозможно. Поэтому
мы приняли решение применить такой необычный вариант.
Вольф улыбнулся.
— Интересное решение. Я об этом думал раньше. Иногда мы
использовали подобный трюк, когда наша агентура была завербована в третьих
странах и направлялась на работу в Западную Германию. Их контрразведка ждала
специалистов-немцев, хорошо владеющих родным языком. А вместо этого появлялся
англичанин или итальянец, которого можно было подозревать в чем угодно, но
только не в работе на спецслужбы ГДР. Поздравляю, коллега, это действительно
очень оригинальный ход. А проблема Клейстера? Вы рассказали о ней своему
сотруднику?
Марина насторожилась. Она впервые услышала фамилию
Клейстера.
— Пока нет, — Марков отреагировал излишне
спокойно. — Но и этот вариант учитывался, когда мы принимали окончательное
решение, кто именно поедет в Германию.
— Мы тогда не успели разобраться, — нахмурился
Вольф, — и мне очень не понравилось это запутанное дело. Нашего сотрудника
Ульриха Катцера, обычно выходившего на связь с Клейстером, нашли мертвым в
канале. Полицейские считали, что это было самоубийство, но убитый почему-то
выстрелил в себя левой рукой. А я лично знал Катцера. Он не был левшой. И мне
тогда не понравилось, что человек, никогда не державший пистолета или ручки в
левой руке, в решающий момент стреляется, прикладывая пистолет именно слева.
— Вы считаете, что его убили? — понял Марков.
— У нас были такие подозрения. Но все развалилось
слишком быстро. Во всяком случае, Клейстер исчез и с тех пор мы его не видели.
Аодин из наших агентов позже подтвердил, что именно через Клейстера передал
крайне важные для нас сообщения по Югославии. Это как раз то, что сейчас
интересует и вашу разведку.
— Надеюсь, ваши агенты сумеют перестроить работу и
приспособиться к новым условиям, — Марков говорил скорее для Чернышевой,
чем для немцев.
— Там три агента, — напомнил Циннер, — три
наших сотрудника, которые сумели закрепиться в Бонне еще до падения Берлинской
стены. Это были лучшие наши агенты. И задание у них было достаточно сложное. И
хотя вся операция проходила в русле директив по плану «наступление на
секретарш», у этих троих объекты были куда интереснее. Начальник отдела
канцелярии канцлера страны, руководитель пресс-службы западногерманского МИДа,
кстати, представительница очень известной фамилии, и высокопоставленный
сотрудник разведки. Для разработки легенд психологов и сексопатологов,
психиатров и аналитиков. Но временно связь с нашими агентами была
законспирирована. Мы считали нецелесообразным раскрывать их подлинные имена. В
декабре восемьдесят девятого мы вывезли всю документацию в Москву.
— Надеюсь, что всю, — кивнул Марков, — иначе
нашим сотрудникам придется очень нелегко.
— Всю, — подтвердил Вольф, — но действовать
все равно нужно осторожно. Все трое наших офицеров были посланы еще тогда,
когда мы верили в свои идеалы, когда существовала наша страна и наша разведка.
После падения страны они вполне могут отказаться от сотрудничества с нами.
Формально их даже нельзя обвинить. Они присягали государству, которого нет.
— Вы сомневаетесь в их надежности? — сразу спросил
Марков.
— Это было в другую эпоху, — честно сказал
Вольф, — я не могу поручиться за каждого из них. Раньше, действительно,
мог. Но сейчас не могу. Я думаю, что вы меня правильно понимаете.
— Конечно, — мрачно ответил Марков, — у нас
похожие проблемы с нашими союзниками в Польше, Венгрии, Болгарии. Старые связи
нарушены, приходится устанавливать новые.
— Это три агента имели доступ к самой секретной
информации, — медленно произнес Вольф. Он налил в два стакана красного
вина, передавая один из них сидевшей рядом с ним Марине. — Мы планировали
их внедрение довольно давно. Операция проводилась в несколько этапов. Закрепление,
обретение связей, знакомство, женитьба, доступ к информации.
— Им разрешалось говорить своим женам, на кого именно
они работают? — заинтересовалась Чернышева.
— Как правило, они не раскрывались полностью. Речь
могла идти о неких общих интересах самой Западной Германии. Но в виде
исключения мы иногда давали согласие на подобный шаг.
— Этим троим вы тоже давали разрешение на подобные
откровения?
— Не давали. Но агенты могли и сами проявить некоторую
инициативу. Это были сотрудники, имевшие право на самостоятельные действия.
— Во всех трех случаях была использована одна и та же
схема?
— Практически, да. Во всех трех случаях были выбраны
женщины, работавшие в интересующих нас учреждениях и не сумевшие устроить
личную жизнь. Разумеется, мы отбирали и с учетом личностных характеристик
каждой и их потенциальных возможностей.
— Что это означает? — спросила Марина. Вольф мягко
улыбнулся. Отпил немного вина.
— Говоря о потенциальных возможностях, мы оценивали
шансы той или иной женщины найти себе мужчину.
Марина выдержала его насмешливый взгляд. Но чуть покраснела.
— Вы имеете в виду, что подобрали самых
бесперспективных?
— Вот именно, — кивнул Вольф, — тех, кто уже
не мог надеяться найти себе подходящего мужчину. В силу физических либо
психологических причин. И вдруг появляется молодой, красивый, богатый… Это
действует довольно убедительно. Вы меня понимаете?
— Это довольно жестоко, — заметила Чернышева.
— Мы не оперируем таким понятием, товарищ
полковник, — спокойно произнес Вольф. — У нас несколько другие
критерии отбора. Использовать любую возможность, чтобы прорвать оборону
противника, — это универсальный принцип любого нападения.
— Противника, — повторила Чернышева, — а ведь
речи идет о несчастных женщинах.
Марков с интересом следил за беседой, не вмешиваясь в
разговор.
— Я не хочу быть циником, — усмехнулся
Циннер, — но, по-моему, вы напрасно так переживаете за женщин. Они
получают то, чего никогда не смогли бы получить. Хорошего, верного, красивого
спутника жизни. Разве это так плохо? В конце концов, они ничего не теряют, а
только приобретают.