– Привет, Дэвид! Привел кого-то?
Такого грязного молодого человека миссис Оливер в жизни не
видела. Сальные черные волосы свисали сосульками с затылка, падали на глаза. Его
лицо – там, где оно не заросло бородой, – покрывала трехдневная щетина, а одет
он был главным образом в замасленную черную кожу и высокие сапоги. Миссис
Оливер посмотрела за его спину на натурщицу, которая ему позировала. Она
расположилась на помосте, словно брошенная поперек деревянного кресла – голова
запрокинута, черные волосы свисают чуть ли не до пола. Миссис Оливер ее сразу
узнала – вторую из трех девушек в Бородин-Меншенс. Фамилию ее миссис Оливер
забыла, но имя помнила. Эту весьма декоративную, томного вида девицу звали
Фрэнсис.
– Познакомьтесь с Питером, – сказал Дэвид, кивая на
омерзительного художника. – Один из наших нарождающихся гениев. И с Фрэнсис,
изображающей невинность, в отчаянии молящую об аборте.
– Заткнись, горилла, – сказал Питер.
– По-моему, мы с вами встречались? – сказала миссис Оливер
бодро, пряча полную свою в этом уверенность. – Безусловно, встречались, и
совсем недавно.
– Вы ведь миссис Оливер, верно? – сказала Фрэнсис.
– Именно это она и утверждает, – вмешался Дэвид. – Причем
так оно и есть, а?
– Нет, где же мы все-таки встречались? – продолжала
недоумевать миссис Оливер. – У кого-то в гостях? Нет… Дайте подумать… А-а! В
Бородин-Меншенс.
К этому времени Фрэнсис уже сидела в нормальной позе и
говорила утомленным, но изысканным тоном. Питер испустил страдальческий вопль.
– Ну, вот! Испортила позу! Почему тебе все время надо
вертеться? Что тебе, трудно посидеть смирно?
– Нет, я больше не в силах. Ужасная поза! Я себе плечо
вывихнула.
– А я веду экспериментальную слежку за людьми, – сообщила
миссис Оливер. – Оказывается, это куда труднее, чем я думала. А это
художественная мастерская? – спросила она весело, оглядывая мансарду.
– Теперь они все такие – на заброшенных чердаках. И скажите
спасибо, что не провалились сквозь пол, – ответил Питер.
– У тебя тут есть все, что тебе нужно, – сказал Дэвид. –
Северный свет, простор, матрас, чтобы спать, и четвертая доля уборной внизу, а
также то, что называется «приспособлением для приготовления пищи». И сверх
всего две-три бутылки, – добавил он, оглядываясь, повернулся к миссис Оливер и
вежливейшим тоном спросил: – Не пожелали бы вы чего-нибудь выпить?
– Я не пью, – сказала миссис Оливер.
– Дама не пьет! – протянул Дэвид. – Кто бы мог подумать!
– Это несколько грубо, но вы совершенно правы, – сказала
миссис Оливер. – Чуть ли не всякий, кто ко мне подходит, обязательно говорит:
«Я всегда думал, что вы пьете без просыпу!»
Она открыла сумочку, и тут же на пол упали три пышных седых
локона. Дэвид подобрал их и отдал ей.
– О! Благодарю вас, – сказала миссис Оливер. – Утром у меня
времени не хватило. Остались ли у меня хоть какие-нибудь шпильки? – Она
порылась в сумочке и начала прикреплять локоны к прическе.
Питер расхохотался.
– Десять очков в вашу пользу! – сказал он.
«До чего же странно, – подумала миссис Оливер, – что я вдруг
так глупо вообразила, будто мне угрожает опасность. Опасность– вот от них?
Неважно, какой у них вид, на самом деле они очень милы и симпатичны. Все мои
знакомые правы: у меня слишком сильное воображение».
Вскоре она сказала, что ей пора, и Дэвид, с учтивостью
кавалера времен Регентства, помог ей спуститься по ветхим ступенькам и
исчерпывающе объяснил, как короче всего выйти на Кингз-роуд.
– А там, – сказал он, – сядете на автобус или возьмете
такси, если вас это больше устроит.
– Только такси! – сказала миссис Оливер. – У меня ноги
отваливаются, И чем раньше я рухну в такси, тем лучше. И спасибо, – добавила
она, – что вы не сердитесь за мою слежку. Конечно, она должна была производить
очень странное впечатление. Хотя, в конце-то концов, частные сыщики, или
двуногие ищейки, или как там их еще называют, вряд ли могли бы замаскироваться
под меня!
– Пожалуй, что нет, – с полной серьезностью согласился
Дэвид. – Отсюда налево, потом вправо, потом снова влево, пока не увидите реку,
а там сразу вправо и все прямо, прямо, прямо.
Непонятно почему, пока она шла через заброшенный склад, ее
вновь охватило тревожное напряженное чувство. «Хватит давать волю воображению!»
– одернула себя миссис Оливер и оглянулась на лестницу и окно мастерской. Дэвид
все еще стоял у нижней ступеньки и смотрел ей вслед. «Трое абсолютно милых
людей, – сказала себе миссис Оливер. – Абсолютно милых и очень добрых. Здесь
налево, потом вправо. Только потому, что выглядят они странно, начинаешь
воображать всякие глупости, будто они опасны. А теперь направо или налево?
Кажется, налево. Ноги мои, ноги! И дождь собирается». Расстояние казалось
страшно длинным, а Кингз-роуд недосягаемой. Сюда даже шум машин не доносился… И
куда девалась река? Она уже решила, что перепутала указания.
«Впрочем, ничего, – размышляла миссис Оливер. – Рано или
поздно я куда-нибудь да выйду – к реке, Патни, или Уондсуорту, или еще
куда-то».
Она спросила у прохожего, как выйти на Кингз-роуд, но он
ответил, что иностранец и по-английски не говорит.
Миссис Оливер устало свернула еще за один угол, и впереди
заблестела вода. Она пошла быстрее по узкому проулку, услышала позади себя
шаги, хотела обернуться, но на голову ей опустилось что-то тяжелое, и мир
рассыпался снопом искр.
Глава 10
I
– Выпейте это, – произнес голос.
Норму сотрясала дрожь. Ее глаза словно остекленели. Голос
снова приказал: «Выпейте это». Она послушалась и поперхнулась.
– Очень… очень крепко, – пожаловалась она.
– Но приведет вас в порядок. Сейчас вам станет легче. Только
не двигайтесь, сидите тихо.
Тошнота и головокружение, мучившие ее, исчезли. Щеки у нее
утратили мертвенную бледность, дрожь улеглась. В первый раз она посмотрела
вокруг осмысленным взглядом. До этой минуты мир застилали страх и ужас, но
теперь все вроде бы стало нормальным. Комната была средних размеров, и в
обстановке чудилось что-то знакомое. Письменный стол, кушетка, кресло, стул,
стетоскоп на тумбочке и какой-то аппарат, кажется, для проверки зрения, решила
она. Затем она оставила общее и сосредоточилась на конкретном. На мужчине,
который приказал ей выпить.
Она увидела человека лет тридцати трех-четырех, рыжего, с
симпатичным некрасивым лицом – из тех, которые называют грубоватыми, но
интересными. Он успокаивающе кивнул ей.