Дитя с зеркалом - читать онлайн книгу. Автор: Анхель де Куатьэ cтр.№ 19

И наполнились залы клуба этого детским смехом, так оправдали они его название: «Клуб хорошего»!

Готов ли и ты, друг мой, смеяться, танцуя, в тишине страха? Я мечтаю услышать твой смех!

Твой Заратустра

Прошёл целый месяц, я изменился. Впрочем, каждый бороздит свой собственный океан, так что внешне перемены во мне вряд ли заметны. Да и кому какое до меня дело?

Нет во мне прежней суеты. Я вполне собой доволен, от себя ведь не убежишь. Да и надо ли убегать? В целом я вполне счастлив. О будущем не думаю, какое-то будет — куда денется?

Я живу, с удовольствием хожу на работу своей «канатной дорогой» через дворы Васильевского, как говорит Заратустра, «пританцовывая и смеясь». Я радую, чтобы радоваться, мы всё делаем для себя.

После внезапного отъезда Заратустры я, конечно, сильно переживал, сначала обижался, потом принял его отсутствие как факт и опечалился, что, в сущности, совсем глупо.

Глупо печалиться данности: я же не знаю, как будет лучше, а как хуже, я же не оракул. Любое событие, как его ни оценивай, открывает новые возможности, их нужно видеть, и нужно жить.

Глупо сердиться на того, кто тебе дорог. Его поступок не мог не иметь достаточных оснований. Я же не считаю друга своего сумасшедшим! Кстати, я и сам одно из оснований его поступка. В случае принятого им в отношении меня решения — наиболее существенное.

Да и вообще, глупо печалиться! Печаль делает человека глухим к жизни. Печаль — это оценка, оценивать можно только случившееся, но случившегося уже нет, оно прошло. Глупо печалиться, жизнь созидается.

Его отъезд, его письма открыли мне глаза: чтобы ощутить Другого, нужно отказаться от своих беспочвенных притязаний. Глупо искать, если ты ничего не терял. Но нельзя и отказываться, не изведав!

Когда умирает для меня другой, его образ во мне умирает, тогда и рождается Другой — необычный, неожиданный, а я ощущаю самого Себя, я тоже перерождаюсь. Победить в себе человеческое, чтобы быть человеком. Теперь я внимательнее к самому Себе. Как ни странно, это занятие оказалось весьма увлекательным. Если отсчитывать мир не с произвольно взятых точек, а из самого Себя, то ощущаешь себя настоящим датчиком.

Заратустра сказал как-то: «…радость, а другого критерия нет!» Точно. Ведь дело в конце концов не в том, прав я или виноват (при желании всегда можно себя оправдать), дело в том, что я ощущаю.

Если я ощущаю радость, значит, всё правильно, а если нет, или радость моя с «примесью», значит, я делаю глупость. Если ощущаешь и то и другое, то, по всей видимости, речь идёт о глупости в квадрате.

Что ж, за свою глупость я плачу сполна! Всякий раз эта неминуемая расплата всё резче отбивает у меня охоту продолжать в том же духе. Может быть, со временем я и вовсе разучусь делать глупости.

Ещё я теперь часто себя спрашиваю: «А что бы сказал Заратустра?» И воображаемый Зар, как правило, так отхаживает меня за глупость, что в сознании сразу всё проясняется: дурак дураком!

Проблем не существует, есть лишь наша неадекватность. Мы сердимся, сокрушаемся, боимся, чего-то ждём, требуем, утверждаем, а собственно говоря, чего ради? Совершенно на пустом месте!

Мы чахнем в топком болоте идеализма. Очень забавно, ведь кругом сплошной идеализм! Всё придумано, всё! В головах прямо-таки целые фабрики по производству глупости! И моя не исключение.

Мы постоянно что-то себе придумываем, мучаемся, стремимся чёрт знает к чему, опираемся на пустоты, проваливаемся и сетуем, как маразматические старухи. Только вот на кого?

О собственной роли в этом спектакле мы почему-то не думаем, будучи, однако, сценаристами, режиссёрами, примадоннами и зрителями — в одном лице. Какой же смысл сетовать?

Кто просил придумывать, когда все уже есть? Так можно только потерять, а выдумка, как бы она ни была хороша, никогда не заменит нам жизни. Хочешь — делай, а не хочешь, так зачем сокрушаешься?

Любовь выдумали. «Нет любви, есть контакт», — говорил Заратустра, а лучше, наверное, и не скажешь. Что такое любовь, если не мои «фантазии на тему»? Один думает, мучится, а другому и дела нет: вот и вся любовь.

Контакт симметричен. Поверхность контакта — одна на двоих, одинакова для обоих. И домысливать нет нужды, а что есть — то есть, этого не отнимешь! Малый контакт лучше большого идеализма, даже очень большого.

Близость — это и есть контакт, только полный, без обиняков и двусмысленности. Полнота контакта даёт мне ощущение собственной полноты, ощущение собственной целостности, ощущение меня Самого. Собою Самим становишься только благодаря Другому. Насколько же мы нужны друг другу! И как же отчаянно не понимаем мы этого, одевая Другого в прокрустово ложе своих притязаний! Ждёт нас судьба Прокруста, ждёт!

А контакт достоверен. Нет тут ничего иллюзорного, двусмысленного, вымышленного, здесь ложь невозможна. Достоверность — вот первый и главный обличитель идеализма!

Только контакт достоверен, только он — непосредственное проявление жизни, он и есть сама жизнь. Разве можно подвергнуть его оценке? Разве можно его понять, разъяснить? Вот где осознаёшь, что оценка — лишь вымысел!

Когда я додумываю отношения, другой перестаёт быть Другим, он пропадает. Я тешусь своим вымыслом, словно соской-пустышкой, я оказываюсь в абсолютном одиночестве, которому нет ни оправдания, ни исхода.

Конечно, выдумать можно всё что угодно. Можно выдумать красочно, ярко, затейливо. Но такое древо плода не принесёт. Вне контакта ничего нет, пустоцвет — и есть пустоцвет.

А любовь виртуальна. И безумие, и скромность в любви смешны, обманчивы и нелепы. Во всех этих изысках не много здравого смысла. Привнести в жизнь можно всё что угодно, только вот будет ли она от этого лучше?

Страх — это избегание. Страх самой сутью своей препятствует контакту, и даже малейший страх делает близость абсолютно невозможной. Но каждый из нас — порождение культуры страха, контакт для нас в лучшем случае сумма, но это не контакт.

Все мы странники, мы странники своих параллельных миров, пересекающихся, но не соприкасающихся никогда. Каждый в себе. Полное одиночество, отграниченное страхом и определяемое идеализмом, нам обеспечено. Мы высохли, источник высох.

Удивительно, что даже там, где наши миры пересекаются, не возникает контакта, точки пересечения наших миров — это не точки контакта, а точки бесконечных защит и бегства! Жизнь пущена по ветру идеализма в пространстве страха. Мы безумны, мы мертвы.

Где же теперь мой дорогой Странник, мой Заратустра? «Нет между нами границы, а лишь одно расстояние». Нет, мне не одиноко без него, мне даже неплохо без него, мне пусто, во мне дырка.

Иногда во мне то подобно внезапному выстрелу, то гигантскому взрыву просыпается ужас, я думаю, что он не вернётся никогда. Потом я беру себя за шиворот и, встряхнув как следует, говорю: