Уйти и не вернуться - читать онлайн книгу. Автор: Чингиз Абдуллаев cтр.№ 30

Асанов замер. Получалось, что Кичина он уже достать не сможет. Но и брать обратно свое слово он не торопился. Его клятва стоила жизни и свободы пятерых людей. А это было совсем не так мало.

— Приводи людей, шейх Курбан, — сказал он уставшим голосом, — а я сразу уйду отсюда. И выполню свое обещание.

— Ты дал слово, — поднял руку шейх, — отныне все мусульмане будут знать, что и отважный «Барс» почитает Аллаха. Больше мне ничего не нужно.

Шейх Курбан сдержал слово. Не прошло и двух часов, как пленные солдаты были доставлены в лагерь Асанова. Но старшего лейтенанта Кичина среди них не было. Этот случай получил громкую огласку. Начальство даже объявило «выговор» Асанову за несанкционированные переговоры. Но его клятва обошла весь восточный Афганистан, спасая жизни многим советским пленным. Если среди «шурави» есть мусульмане, почитающие Аллаха, то не все они подлежат уничтожению, — справедливо рассуждали моджахеды.

А Кичин первые пять дней вообще ничего не помнил. Он был без сознания. Полуживого его привезли в лагерь моджахедов, и затем уже без надежд на спасение переправили ближе к границе. Некоторые даже советовали, не дожидаясь конца, отрубить ему голову. За голову офицеров давали больше денег. Это не было варварством или казнью в глазах моджахедов. Просто голову предъявляли в качестве доказательства. По нормам шариата разрешено членовредительство. И вору, например, могут отрубить руку. А неверную жену забросать камнями. Другой образ мыслей, другой образ жизни всегда вызывает негативную реакцию от настороженности до вражды. Не обязательно принимать чужой образ жизни, но понимать — необходимо.

Кичин выжил во многом благодаря врачу, оказавшемуся в лагере, представителю Красного Креста арабу Адибу Фараху. Молодой врач самоотверженно боролся за жизнь тяжело раненного русского офицера и сумел победить. К концу второй недели стало ясно, что Виктор Кичин идет на поправку. Документы его почти все сгорели и никто даже не догадывался, что он старший лейтенант, офицер военной разведки. Считали, что он обычный пехотный командир, попавший в плен во время сражения. Если бы кто-нибудь узнал правду, Кичиным сразу занялись бы представители американских или пакистанских спецслужб.

Еще через неделю в лагерь приехал сам шейх Курбан.

Одним из первых, кого он навестил, был пленный советский офицер.

— Хочу тебя обрадовать, — заявил шейх, — все твои люди освобождены. Они вернулись к своим благодаря помощи таджикского «Барса». Ты знал такого?

Конечно, Кичин знал своего командира, тогда еще подполковника Акбара Асанова или «Барса», как его называли в Таджикистане. Но особенно показывать этого здесь не стоило.

— Слышал о таком, — сказал Кичин переводчику. Он немного понимал пушту, на котором говорили в лагере, но решил этого не показывать.

— «Барс» дал мне слово всегда хоронить погибших мусульман по нашему, мусульманскому обычаю. Как думаешь, он сдержит свое слово?

— Если дал слово, значит, сдержит, — быстро ответил Кичин.

— Мы тоже так думаем. Тебя мц тогда не могли отпустить. Ты был очень плох. А здесь далеко до «шурави». Не пытайся отсюда бежать, офицер, у тебя ничего не выйдет, — показал шейх Курбан на горы, — эти горы без проводника не пройти. А в одиночку ты просто погибнешь.

— Вы хотите меня держать все время здесь? — спросил Кичин.

— Увидим, — ничего не сказал конкретного шейх и вышел из палатки.

А потом потянулись томительные дни. Кичину разрешали ходить по лагерю, и он постепенно знакомился со стариками, живущими здесь со своими семьями, с детьми, играющими среди палаток, с молодыми моджа-хедами, ушедшими в горы от бомбардировок своих кишлаков и взявшими в руки оружие, чтобы защитить свои земли и свои семьи. Многие бежали в горы только из-за необъяснимого страха перед «шурави». Другой образ жизци, атеизм безбожников вызывали страх сильнее, чем реальные снаряды и выстрелы.

Кичин, разговаривая с простыми людьми, вникая в их нехитрый, житейский быт, узнавая их привычки и особенности, начинал понимать, какой страшной трагедией обернулась война для афганцев. Авантюризм афганских политических деятелей, недальновидность советского руководства, отсутствие гибкости у военного командования стали основными источниками того массового исхода людей, который начался по всей стране с начала восьмидесятых. Любая война являет собой зло в первозданном, почти рафинированном виде, включая в себя все необходимые компоненты насилия, надругательства, отсутствия любых прав граждан, беззакония, попрания божеских и человеческих норм. Но гражданская война, усугубленная военной интервенцией, есть зло еще более страшное и горькое, когда множатся в любых количествах Каины, убивающие братьев своих и глас Божий вопиет «Где брат твой, Авель?»

Горький осадок «афганского синдрома» как-то смазал то обстоятельство, что в Афганистане идет гражданская война до сих пор, и тысячи граждан одного государства убивают своих соотечественников, единоверцев, братьев по крови. В некоторых афганских семьях зеркально повторялась ситуация типичной гражданской войны, когда старший сын, ушедший в город на заработки, является командиром роты или батальона, активистом Народно-демократической парии Афганистана, а младший брат, выросший в кишлаке — командиром отряда моджахедов. И несчастная мать молит Аллаха о сохранении жизни обоим сыновьям.

В таких условиях отношение моджахедов, за редким исключением, к представителям Советской Армии было куда более мягким, чем к представителям собственного народа. Таких афганцев обычно ждала мучительная смерть. Кичина особенно потряс один случай, происшедший спустя месяц после его пленения.

В одном из тяжелых сражений афганская семья потеряла сразу пятерых — отца и четверых сыновей. В живых остались только мать и младшая дочка тринадцати лет. Ошеломленный Кичин видел, как тяжело оплакивала свое горе женщина. И на следующий день привела за руку свою единственную дочь, последнего из оставшихся в живых членов семьи и просила принять ее вместо погибших братьев. Война постепенно становилась воистину народной, а победить целый народ, как известно, нельзя. Его можно только уничтожить.

Дети полюбили мягкого, доброго «дядю Вита» и часами просиживали в его палатке. Он, когда-то работавший на фабрике игрушек, перед поступлением в ВУЗ, теперь начал вспоминать обретенные ранее навыки, мастеря детишкам забавные игрушки. В один из таких дней к нему снова пришел шейх Курбан. После того, как испуганные дети покинули палатку, шейх произнес, попросив переводчика переводить:

— Ты довольно давно живешь в нашем лагере. Больше месяца. Мы изучали тебя, ты изучал нас. Дети любят тебя, говорят, ты добрый человек. Но ты скрыл от нас, что не командовал в том бою своими людьми. Там был командир — капитан Симонов.

— Да, — ответил, дослушав переводчика, Кичин, — но после его смерти командовал я.