Тревельян направил лошадь через лес, отделившись от толпы, шедшей в Брэмли.
— Мне кажется, теперь твое пребывание, перестанет быть тайной, — сказала Клер.
— Ты права.
Клер думала, Тревельян скажет что-нибудь еще, но он молчал, и она не стала настаивать. Велли никогда не говорил больше того, что сам считал нужным.
— Ты когда-нибудь испытываешь настоящее, полное счастье? — спросила она. — Мгновение, которое ты хотел бы продлить…
— Нет, — признался он. — Мне всегда интересно, что будет дальше.
Клер улыбнулась и еще теснее прижалась к нему. Она не хотела думать о будущем.
Они так медленно ехали по шотландской земле, окутанной вечерним сумраком, что добрались до восточного крыла дома вместе с приглашенными. В огромной гостиной, которую Клер видела впервые, накрыли столы, уставленные яствами. Камелот Дж. Монтгомери был вне себя от волнения. Еще бы… Столько зрителей увидят его пьесы.
— Клер стояла в дверях и смотрела, как гости робко подходят к блюдам с угощением.
— Ведь ты этого хотела, не так ли? — спросил Тревельян. — Не это ли ты собираешься делать, когда станешь герцогиней? Вы, американцы, верите в равенство, да?
— В общем, да. — Клер взглянула на Велли, и на ее лице отразилось беспокойство. — А что сделает мать Гарри, когда узнает обо всем этом?
Тревельян пожал плечами.
— Ничего нового она не сделает. А сейчас не беспокойся и поешь.
Клер последовала за ним в комнату. Она старалась подавить беспокойство, но была не в силах не думать о страшных чарах, которые придумает старуха.
После ужина все отправились в маленький театр Камми. Сесть там смогла только половина присутствующих. Остальные стояли вдоль стен и с восхищением разглядывали позолоту на мебели и украшениях. Когда поднялся занавес. Клер, ожидавшая увидеть одну из странных инсценировок дядюшки Камми, очень удивилась: на сцене была Нисса.
Она была одета в тяжелое ярко-красное платье, сверкавшее драгоценными камнями. За сценой флейта заиграла причудливую мелодию, полную тоски и мрачных предчувствий.
Стоя рядом с Тревельяном, Клер почувствовала, как он сжался и напрягся. Она посмотрела на него: глаза его были широко раскрыты, он явно злился.
— В чем дело? — прошептала Клер.
Тревельян отвернулся, чтобы она не видела его лица. Ей казалось, что его глубоко взволновало это зрелище.
— В чем дело, что не так? — спросила она шепотом. — Кто играет на флейте?
Тревельян медленно повернулся к Клер, обнял ее за плечи и сказал хриплым голосом:
— Смотри, она будет танцевать. Это старинный танец, полный глубокого смысла.
— Что он означает? — спросила девушка, пытаясь повернуться и взглянуть ему в глаза. Но он не дал ей шевельнуться. Прижав губы к ее уху, он шепнул:
— Это священный танец смерти. Всех юных священнослужительниц учат этому танцу.
Клер смотрела на Ниссу. Она сняла свое тяжелое одеяние и осталась в тонком, почти прозрачном хитоне, едва закрывавшем ее гибкое золотисто-смуглое тело. Хотя это одеяние было вызывающим, почти неприличным, зрители хранили полное молчание. Казалось, все понимали, что видят нечто, совершенно отличное от простого развлечения.
Нисса двигалась медленно и грациозно, вес жесты и позы были прекрасно отработаны. Движения ее полностью совпадали с медленной, протяжной мелодией, выводимой флейтой, тонкое лице сохраняло сосредоточенное, торжественное выражение.
— Мне это не нравится, — сказала Клер и хотела отодвинуться от Тревельяна, но он крепко ее держал.
— Нисса исповедует свою веру всем сердцем и душой, — прошептал он.
Клер смотрела на сцену, и у нее холодела спина. Когда Нисса медленно и грациозно опустилась на пол, застыв в позе умершей, никто из зрителей не пошевелился, так все были захвачены этим зрелищем. Она лежала довольно долго, пока Отродье не выбежала из-за кулис и не схватила ее.
Нисса открыла глаза и громко засмеялась. Только тогда публика стала аплодировать.
Клер повернулась было к Тревельяну, но тот сказал ей, чтобы она смотрела на сцену. Опять заиграла флейта, но на этот раз это была быстрая, зажигательная мелодия. Улыбающаяся Нисса отодвинула Отродье в сторону и начала танцевать. Теперь это был совсем другой танец.
— А в чем смысл этого танца? — спросила Клер не без иронии.
— Продолжение рода человеческого, — ответил Тревельян. Зрители начали шуметь, хлопать и подбадривать исполнительницу, глядя на ее красноречивые телодвижения.
Клер опять взглянула на Тревельяна и увидела, что он смотрит на танцующую Ниссу с тем же удовольствием, что и все присутствующие мужчины.
— Мне нужно подышать воздухом, — сказала она. Он услышал ее только на третий раз, понимающе улыбнулся, взял за руку и вывел наружу, в ночную прохладу. Отведя в сторону, он стал целовать ее.
— Эти поцелуи предназначены мне или Ниссе? — спросила Клер, переводя дыхание.
— А тебе это небезразлично? Клер засмеялась.
— Нет, конечно! — Она запустила пальцы в его волосы и стала сама осыпать его поцелуями.
Открыв глаза, девушка внезапно увидела Омана. Он стоял молча, прикрыв глаза тяжелыми веками, как будто не желая ничего видеть. Клер потянула Тревельяна за волосы. Но тот продолжал целовать ее, тихо бросив что-то Оману на чужом языке. Тот ответил и исчез в темноте.
— Что он сказал? — спросила Клер. Тревельян целовал ее шею, и она плохо соображала в эту минуту.
— Так что же все-таки он сказал? Тревельян слегка отодвинулся и ответил:
— Гарри вернулся.
Клер будто окатили холодной водой. Она отскочила от Тревельяна и посмотрела на него в упор.
— И что ты ему скажешь?
— Я бы предпочел не обсуждать это сейчас, — пробормотал Велли и наклонился, чтобы снова поцеловать Клер. Видя, что она не отвечает на его ласки, он сказал: — Идем в сад. — И, взяв за руку, повел в темноту под деревья.
Клер следовала за ним, думая, что он хочет поговорить с ней там, вдали от всех, в тишине. Однако, как только они оказались одни, он схватил ее в объятия и опять стал жадно целовать.
— Прекрати! — почти крикнула она, вырываясь. Когда ей это наконец удалось, он остался стоять совершенно неподвижно, лунный свет упал на его недоумевающее лицо.
— Ты не должен вести себя так, как будто ничего не произошло. Разве ты не слышал, что сказал Оман?
Лицо Тревельяна изменилось, и Клер впервые за последние несколько дней увидела отчужденное выражение, скрывавшее его переживания, к которому она успела привыкнуть. Как будто опустился занавес, за который никому, даже ей, не позволено заглянуть.
— Да, я слышал, что он сказал.