Она вошла во вторую комнату и медленно направилась вдоль стены, пока нога не уткнулась во что-то твердое. Хотя она и готовилась к этому, все же прикосновение к трупу ввело ее в короткий ступор.
Ей потребовалось время, чтобы собраться и встать на колени рядом с трупом. Формалиновая вонь была почти невыносимой. Ощупав тело, она наткнулась на ногу в нейлоновом чулке. Человеческая плоть была жесткой, словно дерево. На ноге – женская туфля на небольшом каблуке.
Каблук на ощупь оказался достаточно прочным. «Он может пригодиться», – мысленно отметила Аманда, и ее руки двинулись выше по ноге. Юбка. Смесь хлопка с вискозой. Блузка – хлопок. Ремня нет. Ощупывать тело было страшно. Там, где плоть была обнажена, она казалась холодной и твердой резиной. Вниз по левой руке к запястью. Часы в тонком металлическом корпусе, на кожаном ремешке. Циферблат не светится, поэтому они бесполезны.
Теперь самое страшное. Лицо. Легкое прикосновение к нему кончиками пальцев, затем пауза, во время которой Аманда собиралась с мужеством, чтобы продолжить исследование: обвести контуры лица, попытаться понять, сколько женщине лет и как она выглядит. Волосы. Короткая стрижка.
Как у пропавшего редактора. Тина Маккей. Аманда вспомнила ее имя, которое две последние недели было на слуху у всей Англии.
Тина Маккей, неужели я тебя нашла?
Она отстранилась. Ее била дрожь, глаза слезились от формалина, горло сжимал страх.
Она стала шарить вокруг в поисках второго тела и едва не вскрикнула, наткнувшись на него: твердый неподвижный монолит в одежде.
Пиджак. Рубашка. Галстук.
Аманда отдернула руки, потом, поколебавшись, снова дотронулась до тела. Галстук. Полиэстер. Рубашка – тоже полиэстер. Ремень. Брюки. Широкий жесткий ремень с большой металлической пряжкой. Хорошо. Это хорошо.
Она коснулась шеи, затем лица. Мягкая щетина на подбородке. Определенно мужчина. Лицо без морщин. Может, он молодой, двадцать с небольшим?
Не писали ли в газетах об исчезновении мужчины двадцати с небольшим лет?
Она пошарила в карманах в поисках чего-нибудь, что могло ей пригодиться, но в них ничего не было. Она обследовала кожаные туфли с жесткими каблуками, провела пальцами вниз по руке в поисках часов. Пожалуйста, пусть у тебя будут электронные часы с подсветкой.
Предплечье не переходило в кисть, а заканчивалось шершавой обожженной плотью.
Аманда в панике отшатнулась.
Затем пересилила себя, нащупала другую руку. Она тоже заканчивалась культей.
Майкл, что ты сделал с ним? Что ты сделал с ней? Что ты собираешься сделать со мной?
Не поддаваясь слезам, Аманда сняла с трупа ремень и туфли и поспешно вернулась в свое помещение.
Встав в углу на колени, она тщательно ощупала ремень и особенно пряжку. Запах кожи напомнил ей о внешнем мире: о магазинах, о кожаной обивке автомобильных салонов, об отделе сумок в «Харви энд Николз». Она прижала ремень к носу и с наслаждением вдохнула его запах.
Я отсюда выберусь. Выберусь. Я пойду за покупками в «Харви энд Николз». Буду гулять на прудах в Хампстед-Хит. Буду ехать в солнечный день в машине с опущенной крышей. Обниму племянников. Буду пить прохладное вино и курить сигарету.
Она очень хотела выкурить сигарету.
Снова сосредоточившись, она взяла ремень, отогнула пряжку, высвободив язычок, и, прижав пряжку к ремню, сжала ее так, чтобы язычок высовывался вперед между средним и безымянным пальцами. Затем повернула кулак по часовой стрелке и обратно. Удобно. Плотная, хорошая хватка.
Она взяла туфлю мертвеца и, удерживая ремень, ударила по язычку каблуком, словно молотком.
В первый раз она промахнулась. Во второй раз попала по пальцам и, сдавленно вскрикнув от боли, выронила туфлю. Обмотав ремень вокруг пальцев для защиты, она попробовала еще раз.
По металлическому звуку она поняла, что попала в нужное место. Она ударила снова. Глухой удар. Промахнулась. Еще раз. Металлический звук. Попала. И снова. И снова.
Удачно ударив несколько раз, она потрогала язычок. Он был теплым. Хорошо. Прочитав уйму литературы по двигателям, она знала, что чем выше температура у металла, тем более ковким он становится.
Томас стоял всего в нескольких футах и наблюдал за существом через очки. Что оно, черт побери, делает? Стоит на коленях и колотит пряжку ремня каблуком?
Что бы там ни происходило в курином мозгу существа, его это ничуть не волновало. Пусть делает что хочет.
Он удалился так же бесшумно, как и пришел.
Вспыхнул свет, взорвал бомбу страха в груди.
Инстинктивно отвернувшись от света и крепко зажмурившись, Аманда выпустила туфлю, ремень и закрыла глаза ладонями.
Тишина.
По прошествии некоторого времени она убрала руки, затем медленно открыла глаза, постепенно увеличивая количество попадающего на сетчатку света.
Придя в норму, ее глаза заметались по комнате, отыскивая опасность. Тело напряглось, готовое биться с Майклом изо всех сил. Но биться было не с кем.
На полу, в четырех футах от нее, стоял поднос с едой и новой бутылью воды. На подносе лежало яблоко. И пицца. Вместо красного ведра-параши стояло желтое. Вместо оранжевого ведра с мыльной водой стояло зеленое. Свежее полотенце. Старый поднос исчез.
Свет снова погас.
74
«Майкл, мне страшно. Мне не нравится эта игра. Прекрати, пожалуйста».
Майкл сидел за столом в своем домашнем кабинете и неотрывно смотрел на черные колонки, расположенные по обеим сторонам музыкального центра «Айва».
«Не трогай меня».
Было десять двадцать вечера. Он приехал домой час назад и весь этот час сидел в кабинете, пил кофе, проигрывал пленку снова и снова, стараясь что-нибудь придумать.
Стараясь придумать что-нибудь осмысленное.
Бимиш сказал, что этот звонок отследить было нельзя. Это был один из сотен звонков, принятых диспетчерской этим вечером. Никакой системы регистрации не существовало. Как хмуро заметил продюсер, в рекламе передачи объявлялась полная анонимность звонков, и не в последнюю очередь из-за этого она так популярна. Позвонить мог любой, и никто никогда не смог бы на него выйти.
Бимиш был зол на Майкла. Он не принадлежал к людям, открыто выражающим свои чувства, но это было видно по его лицу. И едва ли Майкл мог его в этом винить. Домашняя ссора в прямом эфире. После передачи Бимиш тихо спросил его, представляет ли он себе, какой это удар по его врачебной репутации.
Майкл не беспокоился на этот счет.
«Я думала, ты любишь меня, Майкл, любишь».
Почему ты так сказала, Аманда?
Он перемотал пленку. Начал мерить шагами комнату. Сел на краешек кресла. Отпил чуть теплый кофе.