– Дэвид рассказал мне, что Фабиан приходил к нему в то утро, когда погиб, он приходил и к тебе.
– Да, мы оба видели один и тот же сон.
– Сон? – Она покачала головой. – То был не сон, дорогая, он приходил повидаться с тобой – дело обычное.
– Что ты имеешь в виду?
Сэнди уставилась на нее; ее тонкое, измученное лицо, в свое время довольно хорошенькое, было теперь основательно помято, а большие голубые глаза казались двумя заброшенными водоемами.
– У нас у всех есть духовные пастыри, дорогая, которые не спускают с нас глаз, но им не всегда удается быть рядом. Если кого-то постигает внезапная смерть, неожиданная для пастыря, теряется контакт, и душа человека бродит потерянной. Может, это и случилось с Фабианом; вот почему вы оба и увидели его; он пытается вернуться к своим истокам.
Сделав глоток кофе, Алекс уставилась на подругу со смешанным выражением жалости и презрения.
– Ты небось думаешь, дорогая, что я полная дура, дура, которая не смогла устроить свою жизнь? Хоть я и живу в одно время с тобой, но у меня было множество и других жизней; некоторые, очень счастливые, меня вернули в эти времена, чтобы я помогала другим справляться с трудностями. Душа моя стара, дорогая, она закалилась в испытаниях, а твоя нет, у тебя еще молодая душа, и ты должна принять мою помощь; это одна из причин, почему я здесь, – помогать другим.
Алекс покачала головой. На нее опять навалилась усталость, в ушах стоял гул, словно в комнате было полно народу; ей захотелось встать и выйти прогуляться.
– Может быть, сон был телепатический, – сказала она. – Ведь это возможно, не так ли?
– Возможно, дорогая, – и тому есть масса свидетельств из потустороннего мира, но почему ты так считаешь? О телепатии мы знаем не больше, чем о мире духов. Я думаю, он явился к тебе, потому что нуждается в помощи.
– Какой помощи?
– Может, теперь у него все в порядке, дорогая; может, он мог уже воссоединиться со своим пастырем и о нем позаботились. Но если этого не произошло, он все еще бродит здесь, покинутый и одинокий.
– И как долго он будет скитаться?
– С той стороны время воспринимается по-другому, в иной перспективе; это может длиться вечно. Ты должна убедиться, что с ним все в порядке, и помочь, если этого еще не произошло.
– Как?
– Встретившись с медиумом; уж он-то все узнает. В таком случае, милая, ты, по крайней мере, будешь уверена, что сделала все, что в твоих силах. Я могу свести тебя с одним выдающимся специалистом. – Помолчав, она с силой затянулась, потом, выпустив клуб дыма, разогнала его ладонью. – Ты мне не веришь, да, дорогая?
– Нет, – встряхнувшись, сказала Алекс, – прости, не верю.
6
Алекс, испугавшись чего-то, проснулась. В комнате пульсировал свет; она не осмелилась открыть глаза, чувствуя, как по коже пошли мурашки, и еще плотнее сомкнула веки, боясь невольно поднять их; она замерла в ожидании. В комнате что-то было, она это чувствовала.
Алекс ясно видела перед собой деревянный гроб и красную розу на нем; лицо ее запылало жаром; она вдохнула запах бензина и почувствовала на лице жгучий ожог. Дыхание стало сбиваться, она задыхалась, судорожно сжав колени под простыней. Потом глаза ее широко открылись, в них ударил зеленоватый пульсирующий свет. Рассеянное мерцание собралось в слепящую точку. Она моргала на четыре счета: раз-два, раз-два. Жар как будто уменьшился, и теперь ее начало знобить; страх тоже отступил.
Алекс бросила взгляд на циферблат будильника, на нем также мигали точки. Полночь, подумала она. Обведя глазами комнату, она увидела знакомые очертания. Ребенком она боялась темноты, всегда спала при свете, но страхи ушли давным-давно, еще до того, как она вышла замуж. Точки продолжали подмигивать.
Она включила ночничок – все было как обычно: привычные звуки, привычные предметы. Издалека доносился гул грузовиков, сбрасывающих скорость на Кингс-роуд; казалось, что за окнами идет дождь. Она поднесла к глазам часы. Пять часов, но четыре точки продолжали мигать. Тут она поняла, что случилось с ее часами: они автоматически перевелись на полночь – ноль часов. Она потрясла их, пытаясь припомнить, как ставить время, устало посмотрела на мигание точек и поежилась – было невыносимо холодно.
Алекс вылезла из постели, подошла к окну и, раздвинув тяжелые занавеси, высунула руку. Воздух был теплым и мягким; удивившись, она убрала руку. Увидев, как изо рта вырываются облачка пара, она тихонько вскрикнула от изумления, чувствуя, что шевелятся волосы на затылке. Потом еще раз посмотрела в проем штор – на припаркованные внизу машины, на конус света от уличного фонаря; все было тихо и спокойно. Она слегка раздернула занавеси, позволив проникнуть в комнату оранжевой полосе света. Под ногами скрипнула паркетина, и она едва не подпрыгнула. Забравшись снова в постель, Алекс закуталась в одеяло и закрыла глаза, но продолжала чувствовать холод, жуткий холод, который пугал ее. Подтянув к себе телефон, она сняла трубку, послушала гудение тишины, набрала номер, который знала наизусть, и стала ждать.
Один звонок, второй – «Пожалуйста, будь на месте», – третий, четвертый… «Ох, прошу тебя, будь на месте», – шептала она.
– Да-а?..
Она услышала привычное ворчанье и с облегчением вздохнула.
– Дэвид? – еле слышно прошептала она.
Снова растерянное ворчанье.
– Прости, что разбудила тебя, Дэвид.
– Алекс?
– Ты не спал?
– Мгм…
– Ты мне так и не позвонил.
– Не позвонил? – Голос у него был полусонный.
– Ты собирался позвонить, когда приедешь. Я беспокоилась.
– Который час? – пробормотал он.
– Половина пятого.
Наступила пауза, и она услышала шелест простыней.
– Я подумал, что на самом деле тебе не нужен мой звонок.
Она едва ли не физически ощущала теплоту его голоса, добродушные интонации, которые всегда успокаивали ее – говоришь словно с игрушечным мишкой.
– Я беспокоилась о тебе, – сказала она.
– Со мной все более или менее о'кей. А ты как?
– Не очень. А все-таки, что с тобой?
– Я себя чувствую чертовски странно. Как-то омерзительно. Все время думаю о том водителе, об этом ублюдке.
– Не надо.
– Если б он выжил, я бы убил его.
– Не надо.
– Прости.
– Мне так жаль Отто и ребят Хетфилд.
– По крайней мере, Отто остался в живых, – заметил он.
– Понимаешь, сейчас ему, должно быть, очень не по себе.
– Я не должен был покупать Фабиану эту машину.
– Тут нет твоей вины, дорогой; ты всегда был добр к нему.