Это мне показалось совсем уж ненужным, и на
вопрос о профессии я ответила:
– Нимфоманка.
Этот здоровый балбес стал меня спрашивать, как
пишется это слово, и мне пришлось продиктовать по буквам. Девушки покатились со
смеху, и даже два инспектора, мирно спавшие за своими столами, присоединились к
ним.
Несмотря на этот смешной инцидент, я
чувствовала себя очень плохо. Мне было холодно, хотелось спать, и я улеглась на
свободный столик, чтобы хоть немного отключиться. За моей спиной кто-то
допрашивал Жоржетту. У нее даже имени не спросили, она тогда была слишком
известна.
– Эй вы, пишите повнимательнее, а то в вашем
рапорте будут одни ошибки, – сказала Жоржетта молодому полицейскому.
Он тут же ответил, указывая на меня:
– Как тут сосредоточиться, когда эта стерва
подсунула мне под нос свою голую задницу!
К пяти утра нас снова впихнули в машины и
повезли в тюрьму Томбс. Так я побывала там в первый раз. На нас заполнили
карточки и подвергли новому допросу. Только в отличие от полицейского участка в
этом месте были собраны все отбросы общества: воры, бродяги, пьяницы,
наркоманы, хулиганы и проститутки.
Нас сфотографировали и подвергли унизительному
осмотру. Свирепая на вид охранница заставляла нас нагибаться вперед, назад,
раздвигать ноги, чтобы любой предмет, который мы могли бы спрятать, например,
во влагалище, выпал. Нас силой заставили сходить в туалет, а потом заперли в
разных камерах. Заключенные кашляли, разговаривали, кого-то рвало – в общем,
веселенькая обстановка!
Было страшно холодно. Ночь тянулась
бесконечно, а я не могла сомкнуть глаз. К восьми утра нас перевели в еще более
ужасную камеру, в которой сидели темнокожие проститутки в кожаных мини-юбках и
разноцветных париках.
Они забросали нас вопросами, словно сидеть
ночами в вонючих камерах было для нас обычным делом. Одна девушка с избитым
лицом особенно заинтересовалась мной и все время о чем-то расспрашивала. У нее
была присущая многим привычка хлопать собеседника по руке, прежде чем о
чем-нибудь спросить.
– Эй ты, блондинка (хлопок по руке)! Ты,
видать, одна из тех девушек по вызову, которым платят по двадцать пять долларов
в час?
– Да нет, ошибаетесь, – ответила я. – Нам
платят по сто долларов в час.
Конечно, я прихвастнула, но у нас
действительно было ощущение, что по сравнению с этими отбросами общества мы
просто аристократки.
Она, казалось, совсем не была задета и сказала
без всякой зависти:
– Скажи-ка, старуха (снова хлопок по руке),
твой чувак придет тебя забирать?
– Мой «чувак»? Какой «чувак»? – озадаченно
переспросила я.
Я еще не знала тогда терминологии уличных
проституток.
– Да твой сутенер, разве у тебя его нет?
Ее очень поразила моя неосведомленность и то,
что на свободе меня никто не ждет. Она уже порядком мне надоела, и я хотела
только одного – чтоб она заткнулась. Я все думала, что же со мной будет. Еще
год назад я готовилась к свадьбе, мечтала создать семью – и вот теперь я в
тюрьме, в компании двух десятков жалких проституток…
– Оставь ее в покое, – приказала Жоржетта. –
Она новенькая, ко всему этому не привыкла.
В этот момент за нами пришли и повели в зал
суда.
Картер, банкир, с которым я провела вечер,
сидел среди публики. У него хватило деликатности прийти, чтобы узнать, что же с
нами будет.
Нанятый Жоржеттой адвокат, оказавшийся весьма
кстати родственником судьи, поднялся и произнес защитную речь. Я не очень-то
поняла, что там говорилось. Но был он, безусловно, человеком способным,
поскольку судья, выслушав его, объявил:
– Дело прекращено!
Мы вышли и отправились перекусить. Встретили
Картера и адвоката, я поблагодарила их обоих, и Картер с тех пор стал моим
банкиром.
Потом я пошла к Жоржетте, забрала вырванные
странички моей записной книжки и поехала домой. Я зашторила окна и проспала
четырнадцать часов подряд, стараясь забыть одну из самых страшных ночей в моей
жизни.
Глава 8
Пуэрто-Рико
Февраль. В Нью-Йорке холодно и идет снег.
Совершенно не хочется работать. Постоянно переживаю свой первый арест. Полный
духовный упадок…
Довольно с меня клиентов, мадам, полицейских –
короче, всего, что связано с моим ремеслом!
Мне было очень одиноко. Я порвала всякие
отношения с Полем, а все, кого я знала, отдыхали на Пуэрто-Рико. Я чувствовала
острую необходимость сменить обстановку, попутешествовать, от всего
освободиться. Решено: уезжаю на Пуэрто-Рико!
Я позвонила в компанию «Пан Америкэн» и
забронировала место на самолет, вылетающий через два часа. Я даже не
потрудилась уложить вещи. Под зимнее пальто надела легкое платье, сунула в
сумку самое основное: зубную щетку, кое-какую косметику, тампакс и
вибромассажер. Решила, что остальное наверняка смогу купить на месте.
Я почувствовала себя лучше, лишь когда самолет
взлетел. Мне хотелось интересных встреч, ведь я так легко схожусь с людьми и
проста в общении. Именно поэтому, наверное, у меня нет потребности в курении,
спиртном или в наркотиках. В хорошей компании я расслабляюсь совершенно
естественно.
Хотелось развлечься и провести несколько
приятных дней. Все мысли о работе выбросила из головы напрочь.
Когда мы приземлились, в Сан-Хуане была жара.
Все показалось мне прекрасным. Я взяла такси и поехала в отель «Рэкит Клаб»,
где останавливались мои друзья, и попробовала снять номер.
– Бесполезно даже мечтать об этом,
мадемуазель, – обескуражил меня портье. – Мы не в состоянии предложить вам не
только номер, но даже ванную, чтобы провести ночь.
Для владельцев гостиниц конец недели – пора
весьма напряженная. Можно было подумать, что все евреи Нью-Йорка поназначали
здесь встречи. Я быстро нашла своих друзей. Они предложили мне переночевать в
их номере на диване, очень узком и неудобном. Но я утешилась мыслью о том, что
мое пребывание здесь скорее всего не затянется.
На следующий день я купила платье, босоножки,
купальник и устроилась на краю бассейна. Меня окружали в основном супружеские
пары, но я также заметила порядочное число «охотниц» еврейско-американского
происхождения, в париках, с накладными ресницами, вылавливавших редких одиноких
мужчин.