— Рой, там были образцы ДНК? — спросил Джим Дойл.
— Следов спермы нигде не обнаружено, но три жертвы сообщили, что насильник надевал презерватив. Есть волокна ткани, но по ним ничего существенного установить не удалось. Ни царапин, ни слюны. Две жертвы сообщили, что у преступника выбриты волосы на лобке. Туфельщик, несомненно, что-то смыслил в криминалистике — еще тогда. В общем, никаких следов ДНК. Во всех эпизодах общее только одно: все жертвы очень любили дорогую обувь.
— Как и девяносто пять процентов женщин, в том числе и моя жена, — буркнул Джим Дойл.
— Вот именно, — кивнул Грейс.
— А особые приметы? — спросил Брайан Фостер.
— Все вы помните, как грубо и топорно в те годы допрашивали жертв изнасилования. Боюсь, особых примет у нас немного. Мужчина хрупкого телосложения, растительность на теле скудная, по выговору невозможно определить, образованный он или выходец из низов… Да, у него маленький член. Все выходные я читал протоколы допросов и изучал сводку по другим тяжким преступлениям, совершенным в то же время, — продолжал Грейс. — Есть еще одна женщина, которая, как я подозреваю, тоже могла стать жертвой Туфельщика — возможно, его последней жертвой. Рейчел Райан, двадцати двух лет, пропала в самый канун Рождества, точнее, в день Рождества девяносто седьмого года. Я хорошо запомнил то дело, потому что тогда как раз дежурил по городу. Когда поступил сигнал, я поехал к ее родителям. Почтенные, добропорядочные люди, они очень испугались, потому что дочь не приехала к ним на рождественский обед. Судя по всему, Рейчел была девушкой разумной и порядочной. Незадолго до своего исчезновения она порвала с женихом и очень серьезно переживала разрыв.
Грейс в последний миг удержался, чтобы не добавить: Рейчел Райан исчезла с лица земли — совсем как его жена Сэнди.
— Какие версии? — поинтересовался Фостер.
— Родственники ни при чем, — ответил Грейс. — Я допрашивал двух ее подруг, с которыми Рейчел вместе праздновала Рождество. Одна сказала, что Рейчел была слегка сдвинута на обуви. Покупала дорогущие туфли, которые были ей явно не по средствам, — дизайнерские туфли по двести фунтов за пару. Все жертвы Туфельщика носили дорогие туфли. — Грейс пожал плечами.
— В общем, Рой, опираться-то практически не на что, — ответил Фостер. — Раз она порвала с женихом, могла и покончить с собой. Понимаешь, Рождество… В такое время одиноким особенно больно. Помню, в девяносто втором меня бросила жена. Ушла за три недели до Рождества. Я тогда чуть не повесился… Пришлось лопать рождественский ужин в одиночку в распроклятой бифштексной «Ангус».
Грейс невесело улыбнулся:
— Все возможно, но, судя по тому, что мне удалось о ней узнать, вряд ли она покончила с собой. Зато вот что важно. В три часа ночи ее сосед выглянул из окна — время он засек — и видел, как мужчина затаскивает какую-то женщину в белый микроавтобус.
— Номерные знаки запомнил?
— Он был пьян в стельку. Запомнил только несколько цифр.
— Но машину-то удалось найти?
— Нет.
— Ты ему поверил?
— Да, и до сих пор верю.
— В общем, опираться особо не на что, да, Рой? — сказал Джим Дойл.
— Да, но я нашел кое-что странное. Сегодня специально приехал пораньше и перечитал материалы дела. И знаете что? — Грейс обвел коллег внимательным взглядом. — Из дела пропало несколько важных страниц!
— Кто мог их взять? — спросил Брайан Фостер. — То есть… Кто имеет к ним доступ и у кого есть возможность их изъять?
— Ты ведь раньше служил в полиции, — сказал Грейс. — Вот ты мне и ответь. А потом объясни, кому и зачем это понадобилось.
25
5 января, понедельник
Наверное, и правда пора завязывать.
В тюрьме не молодеешь. Тюрьма набавляет — вернее, отнимает — десять лет жизни, в зависимости от того, как на это посмотреть. Даррен Спайсер не был недоволен своим прошлым, как на него ни смотри.
С шестнадцати лет он проводил больше времени за решеткой, чем на воле. Мотал срок за сроком. Его называли «упорным рецидивистом». Закоренелым преступником. Что говорить, не очень-то ему везло. Только один раз во взрослой жизни он провел два Рождества подряд на воле, да и то сразу после того, как женился. По свидетельству о рождении — настоящему — ему стукнуло сорок один. Отражение в зеркале в ванной говорило, что ему все пятьдесят пять, а то и больше. А самому ему казалось, будто ему все восемьдесят. Настоящий мертвец. Настоящее…
Ничтожество.
Намылившись, он тупо взглянул в зеркало и поморщился, увидев морщинистого старого придурка. Он стоял голышом; долговязое тощее тело — он предпочитал называть себя «худощавым» — стало мускулистым от ежедневных занятий в тюремном тренажерном зале.
Даррен Спайсер принялся сбривать жесткую щетину той же затупленной бритвой, какой он брился в тюрьме и которую унес с собой на волю. Когда он закончил, лицо стало таким же гладким, как все тело, — остальное он сбрил на прошлой неделе. Он всегда брился после выхода из тюрьмы; таким способом он очищался. Помнил, как однажды, вскоре после свадьбы, вернулся домой с лобковыми вшами. Бр-р-р!
На предплечьях красовались две маленькие татуировки. Хорошенького понемножку! Почти все его сокамерники были с ног до головы покрыты наколками и гордились тем, какие они крутые. Даррен Спайсер считал, что гордиться наколками — все равно что выставлять напоказ свою тупость. Зачем облегчать копам возможность тебя опознать? И потом, у него и без наколок особых примет хватает: пять шрамов от резаных ран на спине. Так ему отомстили когда-то дружки наркодилера, которого он попробовал кинуть.
Последний срок оказался и самым долгим — шесть лет. Правда, выпустили его досрочно, через три года. Пора завязывать, решил Даррен. Да, пора, но…
Вот именно что «но».
Предполагается, что, выйдя из тюрьмы, ты свободен. А он свободен лишь условно. Обязан регулярно являться к инспектору, который надзирает за досрочно освобожденными. Обязан записаться на курсы переподготовки. Обязан подчиняться внутреннему распорядку общежития, в котором сейчас обитает.
После освобождения положено возвращаться домой.
А у него дома нет.
Отец давно умер, а с матерью он за двадцать пять лет и двух слов не сказал — да и то, пожалуй, многовато. Единственная сестрица Мэгз отдала концы пять лет назад — передоз. Бывшая жена с ребенком укатила в Австралию. Сынишку он не видел десять лет.
Домом для него стало любое место, где можно устроиться переночевать. Вчера он снял койку в ночлежке для реабилитации бывших заключенных, алкоголиков и наркоманов в самом центре Брайтона. Комнату пришлось делить с четырьмя вонючими, шумными алкашами. Знакомое место, он здесь уже бывал не раз. Сегодня надо подыскать себе местечко получше. Например, попробовать устроиться в приют Святого Патрика. Там неплохая жрачка и есть где оставить барахло. Правда, спать придется в общем зале, зато там чисто. Считается, что заключенным, чей срок подходит к концу, помогают найти свое место в обществе. Но жизнь распоряжается по-другому. На свободе ты никому не нужен — вот как выходит. Место в обществе — выдумка, враки. Хотя Даррен Спайсер пытался играть по правилам, вписаться в их образ жизни.