– Все утро, – мрачно начал Акибомбо, – я был очень
расстроен. Я не мог правильно отвечать на вопросы преподаватель. Он был мной
сердит. Он сказал, я переписываю много книг и не думаю сам. Но я приехал в
Англия, чтобы приобретать знания из книги, и мне кажется, книги говорят лучше,
чем говорю я, потому что я не говорю хорошо по-английски. И кроме того, сегодня
утром я мог думать только о том, что происходит на Хикори-роуд, и о трудности,
которые там есть.
– Тут ты совершенно прав, – сказала Салли. – Я тоже все утро
не могла сосредоточиться.
– Поэтому я прошу тебя, пожалуйста, сказать мне несколько
вещи, потому что я очень много думал.
– Ну валяй рассказывай, о чем ты думал.
– Я думал об этом… бореном… бореном…
– Бореном? О борной кислоте, что ли?
– Я не хорошо понимаю. Это кислота, да? Кислота, как серная,
да?
– Ну, не как серная, – сказала Салли.
– Это не для лабораторные эксперименты?
– Никогда не слышала, чтобы с борной кислотой проводились
эксперименты. По-моему, она совсем не едкая и безобидная.
– Ты хочешь сказать, что ее можно класть в глаза?
– Ну да. Для этого она и существует.
– Ага, значит, объяснение такое. Мистер Чандра Лал, он имеет
маленькую белую бутылку с белый пудра, и он кладет пудра в горячий вода и моет
с ней глаза. Он держит это в ванной, и, когда один день ее там нет, он
становится очень сердитый. Это значит бореный кислота, да?
– Но что ты все про борную да про борную?
– Я скажу тебе скоро. Не сейчас. Я должен еще думать.
– Думать – думай, но особенно не выступай, – сказала Салли.
– Я не хочу, чтобы и ты отправился на кладбище.
– Валери, ты не могла бы дать мне совет?
– Ну конечно, Джин, хотя, честно говоря, не понимаю, зачем
люди приходят советоваться. Они все равно поступают по-своему.
– Но для меня это вопрос совести.
– Ну, тогда ты не по адресу обратилась, ведь у меня нет ни
стыда ни совести!
– Не говори так, Валери!
– Но я говорю правду. – Валери погасила окурок. – Я провожу
контрабандой парижские тряпки, беспардонно вру образинам, которые приходят к
нам в салон, уверяю их, что они писаные красавицы. Я даже езжу зайцем в
автобусе, когда у меня нет денег. Ну да ладно, шутки в сторону. Что у тебя
стряслось?
– Валери, ты помнишь, что Нигель сказал за завтраком? Как ты
думаешь, можно рассказывать чужие секреты?
– Что за дурацкий вопрос! Ты не могла бы выразиться
поточнее? О чем ты говоришь?
– О паспорте.
– О паспорте? – удивленно приподнялась Валери. – О каком?
– О паспорте Нигеля. Он у него фальшивый.
– У Нигеля? – недоверчиво протянула Валери. – Не может быть.
Ни за что не поверю.
– Но это так. И знаешь, по-моему, тут что-то нечисто… Я
слышала, как полицейский говорил, что Селия знала про какой-то паспорт. А вдруг
она знала про его паспорт и он ее убил?
– Звучит очень мелодраматично, – сказала Валери. – Но,
по-моему, все это чушь собачья. Кто тебе рассказал про паспорт?
– Я сама видела.
– Ты? Когда?
– Совершенно случайно, – сказала Джин. – Мне нужно было
взять кое-что, и я по ошибке заглянула в портфель Нигеля. Он стоял рядом с моим
на полке в гостиной.
Валери недоверчиво хохотнула:
– Не рассказывай сказки. Признавайся, что ты делала?
Копалась в чужих вещах?
– Ну что ты! Конечно, нет! – Джин искренне возмутилась. – Я
никогда не роюсь в чужих вещах. За кого ты меня принимаешь? Просто я
задумалась, по ошибке открыла его портфель и стала перебирать бумажки…
– Послушай, Джин, не морочь мне голову. Портфель Нигеля
гораздо больше, чем твой, и потом, он совершенно другого цвета. Раз уж
сознаешься, что рылась в его вещах, надо признать и все остальное. Ну ладно, не
будем уточнять. Тебе представился случай порыться в вещах Нигеля, и ты им
воспользовалась.
Джин вскочила:
– Знаешь, Валери, если ты будешь говорить мне гадости и
смеяться надо мной, я…
– Успокойся, детка, – сказала Валери. – Садись и
рассказывай. Ты меня заинтриговала. Я хочу узнать, в чем дело.
– Ну вот, а там лежал паспорт, – сказала Джин. – На самом
дне. Паспорт какого-то Стэнфорда или Стэнли, не помню. «Как странно, что Нигель
таскает с собой чужой паспорт», – подумала я. А потом раскрыла и увидела его
фотографию! Так что Нигель-то наш ведет двойную жизнь! Но я не знаю, должна ли
я сообщить в полицию? Как ты считаешь?
Валери рассмеялась.
– Бедняжка! – сказала она. – Боюсь, что все объясняется
очень просто. Пат рассказывала мне, что Нигель должен был сменить фамилию,
чтобы получить наследство. Или не наследство?… В общем, какие-то деньги. Уж
такое ему поставили условие. Он сделал это вполне официально, «взял
одностороннее обязательство», так, по-моему, говорят юристы. Ничего
противозаконного тут нет. По-моему, его настоящая фамилия как раз и была то ли
Стэнфилд, то ли Стэнли.
– А-а… – Джин была страшно разочарована.
– Если ты мне не веришь, спроси Пат, – сказала Валери.
– Да нет… верю… наверное, я действительно не права.
– Ничего, может, в другой раз повезет, – сказала Валери.
– Не понимаю, о чем ты.
– Но ведь ты спишь и видишь, как бы напакостить Нигелю. Как
бы натравить на него полицию.
Джин встала.
– Можешь мне не верить, Валери, – сказала она, – но я лишь
хотела исполнить мой долг.
Она вышла из комнаты.
– О черт! – воскликнула Валери.
В комнату постучали, и вошла Салли.
– Что с тобой, Валери? Ты расстроена?
– Да все из-за Джин! Омерзительная девка! Слушай, а может,
это она прихлопнула беднягу Селию? Я бы с ума сошла от радости, увидев ее на
скамье подсудимых.
– Вполне разделяю твои чувства, – сказала Салли. – Но думаю,
это маловероятно. Вряд ли Джин отважилась бы кого-нибудь убить.
– А что ты думаешь о миссис Ник?