Мы вернулись на ту же заправку в Бетеле — каким-то образом мы описали полный круг, — и, пока она шла в туалет и брела обратно по снегу, уже проблевавшись, что-то щелкнуло. На лобовом стекле начал таять снег. Я потянулся и включил радио, но не смог ничего найти. Кассета Roxy Music была убита. В итоге я нашел станцию, по которой как будто очень издалека играли Grateful Dead. Я закурил, хотя парень еще заправлял бак. Она открыла дверцу и села. Я предложил ей сигарету. Она покачала головой — нет. Я заплатил парню и вырулил с заправки. Было раннее утро, шел сильный снег. Выехав обратно на шоссе, не глядя на нее, я произнес:
— Я заплачу, — и прокашлялся.
Лорен
Он высаживает меня, ждет в «Данкин донатс» дальше по улице… Срок двенадцать недель. Я все думаю, что, возможно, это произошло той ночью с Полом. Это наверняка было той ночью с Полом. Надо заполнить бумаги. Они не принимают мой «Американ экспресс», только «Мастер-чардж». Им нужно знать мой возраст, вероисповедание. Аборт в Нью-Гэмпшире: жизнь в кратком изложении. Я спокойна, но это ненадолго. Напрягаюсь, читая слова: «Этим удостоверяю прекращение беременности». Надписи на столах в зале ожидания: «женский хаос», «конец семестра» — фразы, которые могли написать только девушки из колледжа. А Сара здесь была? Мне дают валиум. Кто-то рассказывает мне про операцию. Лежу на спине, как будто в тумане, гадая, мальчик или девочка. «О’кей, Лори», — произносит врач. Осмотр матки Лори. Стол поднимается. Я издаю стоны. Приподнимите бедра, пожалуйста. Какой-то антисептик. Не могу сдержаться и хватаю ртом воздух. Медсестра смотрит на меня. Она кажется доброй. Жужжание. Живот надувается. Всасывающий звук. Все кончено. Я потею. Иду в комнату отдыха. Плевать. Прохожу мимо других девушек, кто-то плачет, большинство — нет. Минут через сорок пять — час за мной заезжает Шон. Выхожу на улицу, мимо проходят две девушки-старшеклассницы. Я думаю, что была когда-то такой же молодой.
В машине на обратном пути в кампус Шон спрашивает:
— Перемирие? И я говорю ему:
— Ни за что.
Шон
Я не смог найти официантку, которую подцепил в «Данкин донатс» и позвал на вечеринку, но и без того дал жару, набухался и отметил окончание семестра, выебав Джуди еще разок у нее в комнате, — просто схватил ее за руку, и мы пошли, — а потом на обратном пути в Уиндем еще и той хиппи присунул. Я вернулся на вечеринку выпить пива и почувствовал себя просто супер, и ебливости не убавилось, так что присунул Сьюзен и в конце концов около двух отправился домой со шведкой. Когда после этого я вернулся на вечерину, она все еще продолжалась, так что я присел со всеми и стал ждать, пока кто-нибудь принесет еще пива, — почти все первогодки злились, потому что им хотелось светлого. Я был очень сильно пьян и знал, что пиво еще не скоро появится, а «Паб» закрылся несколько часов назад, и пора бы уже отправиться домой, пойти куда-нибудь, может, вернуться в комнату к Сьюзен или, может, навестить Лорен, но мне не хотелось. Вся эта хрень была уже в другом мире. И неожиданно, оглядывая общую комнату Уиндема — Roxy Music орет на полную катушку, огонь бушует, наполовину украшенная рождественская елка, вся в лифчиках и трусиках, накренилась в углу, — я возненавидел этих людей, и все же мне хотелось остаться здесь с ними. Даже с этим парнем — дерьмовым гитаристом, который болтал с бухим горлопаном; даже с лесбиянкой из Уэллинга; даже с официанткой из «Данкин до-натс», которая нарисовалась-таки и висела на руке у Тима; даже с Гетчем, который набрался и, сидя в углу, рыдал, обняв пивной бочонок. Со всеми этими людьми я никогда бы не заговорил за пределами этой комнаты, но здесь, на вечеринке, я испытывал к ним ненависть, на которую даже не думал, что способен. Гремела музыка, на улице шел легкий снег, а в комнате было темно, только пылал камин и мерцали огни на рождественской елке в углу. Был важен именно этот момент. Именно тогда все сошлось. Именно здесь мне и хотелось быть. Даже моя бывшая, которая теперь собиралась трахнуть Тони. Даже она. Все мы были здесь вот что было важно…
Это чувство типа отщелкнуло, когда пиво не появилось, а парней, которые за ним поехали, задержали за вождение в нетрезвом виде. Об этом объявил Гетч. Но я оставался в этой комнате, и мы все еще были вместе: двум отказал я, еще двое отказали мне, плюс девчонка, с которой я был груб, но теперь это не играло роли. Тим ушел с официанткой из «Данкин донатс». Я отправился обратно в комнату к шведке и постучался. Но она заперла дверь и, наверное, спала. Я побрел через снег к своему общежитию и холодной пустой комнате. Окно было открыто. Я забыл его закрыть.
Лорен
Митчелл
Было же чувство, что ничего хорошего из этого не выйдет, когда выяснилось, что мне нужно ехать с Шоном Бэйтменом за обычным пакетом травы. На самом деле я и знаком-то с Бэйтменом толком не был, но по одному его виду было понятно, что он за чувак: наверняка слушает Джорджа Уинстона, ест сыр и запивает белым вином и играет на виолончели. Меня взбесило, что у него хватило наглости прийти ко мне в комнату и сообщить, что мы должны ехать на дом к мерзкому кретину Руперту, что само по себе меня не особо воодушевляло, но семестр уже почти закончился, и мне нужна была трава на обратную дорогу в Чикаго. Я немного с ним попрепирался, но у меня на кровати сидела Кэндис, пытаясь доделать просроченную курсовую, и она сказала мне отправляться, и я не мог отказать, хоть и думал весь семестр сделать ей ручкой. Я принял ксанакс, сел в его машину, и мы отправились из кампуса в Северный Кэмден, где жили Руперт и Роксанн. На дороге было скользко, он вел слишком быстро, и пару раз нас чуть не занесло, но мы доехали, не растеряв конечности и не устроив большого затора.
В доме была темнота, и я сказал, что, может, никого и нет. В доме через дорогу шумела вечеринка. Я сказал ему, что подожду в машине.
— Нет, все в порядке, — сказал он. — Здесь только Роксанн.
— Что это значит? — спросил я. — Я не хочу заходить.
— Да заходи ты, — произнес он. — Давай уже с этим раскидаемся.
Я пошел за ним по дорожке к двери, и он нерешительно постучался. Ответа не последовало. Он снова постучался, затем дернул дверь. Внезапно ее кто-то резко распахнул. И там стоял Барыга с идиотской ухмылкой на лице. Он сказал нам заходить, потом зловеще рассмеялся.
В темной гостиной были еще городские, слушали «Цеппелинов». Кто-то зажег свечи. У меня закрались подозрения.
Руперт расхаживал по кухне.
— Так что вас сюда привело, ребята? Городские захихикали из гостиной. Их было четверо
или пятеро. В темноте что-то сверкнуло в свете свечи. Я нервно зевнул, у меня стали слезиться глаза.
— За стаффом пришли, — произнес Бэйтмен достаточно невинно.
— В самом деле? — спросил Руперт, кружа вокруг нас, выходя из темноты и снова пропадая.
— Где Роксанн? — спросил Бэйтмен. — С тобой каши не сваришь.
— Где мои деньги, черт подери, Бэйтмен? — проревел Руперт, будто оглох и не расслышал Бэйтмена.