— Ты ждал? — спрашивает он меня.
— Ждал? Да, — говорю. Не все ли равно. — Я ждал.
— Господи, я очень сожалею, — говорит он.
— Слушай, все в порядке. На самом деле, — говорю я ему.
— За мной не заржавеет, — говорит он мне.
— О’кей. Ладно, — отвечаю я. — Мне надо отлить, о’кей?
— Да, естественно. Я подожду, — улыбается он.
После того как я смыл мочой блевотину со стульчака, возвращаюсь обратно по коридору, а Дентон все еще там, с налитым для меня пивом. Я благодарю его, что еще-то мне остается, и мы идем обратно в общую комнату на вечеринку, куда подгребли уроды из Дартмута. Я понятия не имею, каким образом они оказались в кампусе. Должно быть, охрана пропустила их шутки ради. Так что эта тупая богатенькая братва, все в «Брукс бразерс», подходит ко мне, пока я жду, что Дентон принесет очередное пиво, и один из них спрашивает:
— Как дела?
— Не особо, — отвечаю я, и это правда.
— Где тут вечеринка «Приоденься и присунь»? — спрашивает один из них.
— Будет позже, — говорю я ему.
— Сегодня вечером? — спрашивает меня тот же.
— В следующем семестре, — привираю я.
— Ой, бля. А мы-то думали, что это она и есть, — говорят они, совсем огорчившись.
— По мне, так это на Хеллоуин смахивает, — говорит один из них.
— Пидарасы, — говорит другой, глядя по сторонам и кивая. — Пидарасы.
— Извините, парни, — говорю я.
Возвращается Дентон, протягивает мне пиво, и мы разговариваем все вместе. У них начинается раж, когда диджей заводит Сэма Кука из старого, и один из них хватает неплохую первокурсницу и пускается с ней в танец, как только начинается «Twisting the Night Away»
[8]
. Меня тошнит от этого. Оставшиеся дартмутские уроды лишь жмут друг другу руки по-братански. Они почему-то все в зеленом. Дентон пристально смотрит на них и спрашивает:
— Не слишком ли далеко добираться?
— На машине не так далеко, — говорит один из них.
Затем Дентон спрашивает:
— Ну и что же там в свете происходит? Дентон вообще слабак, потому что обращает внимание на этих придурков, но я не говорю ни слова.
— Все круто, — отвечает один из них, оглядывая проходящую уродину — председателя нашего студенческого комитета.
— Вы и в самом деле у черта на рогах, — говорит один из самых гениальных.
Дентон смеется и говорит:
— Типа того.
— Ганновер на самом деле огромный метрополис, — громко вставляю я.
— Клянусь, это напоминает гребаный Хеллоуин, — повторяет один из них, и они меня просто бесят, и пусть даже это так и выглядит, но у этих уродов нет никакого права, так что мне приходится им сказать:
— Нет, это не Хеллоуин, это вечеринка в стиле «заебись».
— В самом деле? — Они все поднимают глаза и пихают локтями друг друга. — Мы готовы заебаться.
— Да, нагибайся, и тебя заебут по самые гланды. — Я слышу, как выпаливаю эти слова.
Они смотрят на меня как на сумасшедшего и уходят, напоследок обзывая меня извращенцем. Мне вообще непонятно, зачем я запарился им это говорить. Я смотрю на Дентона, а он ржет, но видит, что я не смеюсь, и прекращает. Уже поздно, Кэндис нигде не видно, а бочка пустеет. Дентон говорит, что можно пойти к нему, потому что у него есть пиво. И я слегка убрался, так что отвечаю, почему бы и нет. Убедившись, что я не забыл траву, которую прихватил у Роксанн, когда забирал дурь для первокурсниц из Маккаллоу, мы уходим с вечеринки и направляемся в Уэллинг.
Пол
Вернувшись с небольшой экскурсии в больницу, я пошел обратно в свою комнату и подумал, как поступить. Сначала я позвонил в «Каса Мигель» и оставил Шону сообщение. Его там не было. Он уже ушел. Я присел на кровать и скурил пару сигарет. После этого отправился в «Паб» и вначале осторожно высиживал. Я не оглядывался по сторонам, пока не подошел к бару. Гарри уже был на месте. Он вполне оправился и надирался еще круче на пару с Дэвидом Ван Пельтом, сидя возле джукбокса. Я купил себе пива, но пить не стал и пошел следом за какими-то людьми в Бут (для вечеринок в «Конце света» становилось слишком холодно) встретиться с Шоном. Вечеринка же, в конце концов.
Вечеринка была в полном разгаре, когда я до нее добрался. Там был Раймонд, но с ним разговаривать мне не хотелось. Он все равно подошел и спросил, не хочу ли я выпить.
— Да. — Я вытянул шею взглянуть на танцпол.
— Чего ты хочешь? Я знаком с барменом.
— Рома с чем угодно.
Он отошел, а потом я заметил Шона. Я видел его в свете из туалета, который был дальше по коридору, я же стоял в полумраке гостиной Бута. Он стоял на пороге, держа пиво в одной руке и сигарету в другой, и пытался что-то стряхнуть с ботинка. Наши взгляды на мгновение пересеклись, и он робко отвернулся. Я чувствовал себя виноватым из-за вчерашнего — когда сказал ему, что завалил три предмета в прошлом семестре. Я сказал ему об этом только потому, что подумал, как он шикарно выглядит, и мне хотелось с ним переспать. В прошлом семестре обошлось без завалов. (Позднее Шон признался, что он завалил все четыре. На самом деле я и представить себе не мог, чтобы кто-нибудь мог хотя бы один предмет завалить в Кэмдене, не то что все четыре. Полагаю, эта мысль казалась мне настолько нелогичной, что в каком-то извращенном смысле он показался мне еще более привлекательным.) Он подкатывал ко мне вчера вечером, стопудов подкатывал, и это все, что действительно имело значение. С того места, где я стоял, он смотрелся почти как рок-звезда, тайком снятая на видео. Может, немного как Брайан Адаме (правда, без шрамов от прыщей, хотя, признаться, и это может выглядеть секси). Я подошел к нему и сказал, как я сожалею.
— Да, — произнес он, скромно уставившись в пол, по-прежнему пытаясь что-то стряхнуть с ботинка.
Неожиданно я подумал, не католик ли он. Настроение сразу поднялось: парни католики обычно готовы на все.
— Мне тоже жаль.
— Ты ждал? — спросил я его.
— Ждал? Да, наверно, — растерянно согласился он. — Ждал.
— Мне серьезно очень неудобно, — сказал я.
— Да забудь об этом. Все нормально, как-нибудь в другой раз, — сказал он.
Из-за того что просрал это свидание, я чувствовал себя совсем дерьмово, меня всколыхнула волна сочувствия (или желания: эти два понятия были взаимозаменяемы), и я произнес:
— За мной не заржавеет.
— Не стоит, — сказал он, хотя было видно, что ему этого не хотелось говорить.
— Я знаю, что не стоит, но мне хочется. Я действительно настаиваю.