— Да, тот самый, — говорю я, а затем повторяю вежливо: — Мне пора бежать.
— А это была твоя попутчица? — спрашивает Лорри, показывая на пустой шезлонг, в котором лежала Марина.
Не зная что ответить, я ограничиваюсь тем, что роняю:
— Да нет, не совсем, я тут сам по себе.
— Я думал, что вы, возможно, вместе, — добавляет с улыбкой Стивен.
— Ну, всякое может случиться, — смеюсь я, пытаясь принять красивую позу, но это у меня не получается, потому что я постоянно переминаюсь с одной ноги на другую.
— По-моему, довольно славная девушка, — одобрительно заявляет Лорри.
— Она модель, — сообщаю я, утвердительно кивая.
— Разумеется, — говорит Стивен. — И насколько мне известно, ты тоже.
— Да, я тоже, — неуклюже поддакиваю я. — Ну, мне пора бежать.
— Знаешь, Виктор, — начинает Лорри извиняющимся тоном, — мы ужасно сожалеем. Мы видели тебя три месяца назад в Лондоне на открытии «Хемпель-отеля», но тебя окружало столько людей, что это делало общение с тобой — ну, скажем так — очень проблематичным.
— Великолепно, Лорри, — говорю я, — но меня не было в Лондоне три месяца назад.
Лорри и Стивен снова обмениваются взглядами и хотя, на мой взгляд, они при этом несколько переигрывают, режиссер, как это ни странно, так не считает, и мы продолжаем снимать сцену без остановки.
— Ты уверен? — спрашивает Стивен. — Нам показалось, что это был именно ты.
— Нет, это был не я, — говорю я. — Но я привык, со мной это все время случается. Послушайте…
— Мы читали интервью с тобой в… Как называется этот журнал? — Стивен вновь сморит на Лорри.
— «Youth Quake»? — подсказывает Лорри.
— Да, да, «Youth Quake», — подхватывает Стивен. — Ты был на обложке.
— Да? — спрашиваю я, слегка воспрянув духом. — Ну и как вам?
— О, ты был великолепен! — восклицает Стивен. — Просто великолепен!
— Да, да, — добавляет Лорри. — Нам ужасно понравилось.
— Да, мне тоже показалось, что я вышел неплохо, — говорю я. — Папа, впрочем, был не особенно в восторге.
— Ну и что, ты должен быть самим собой, — говорит Стивен. — Я уверен, что твой отец это понимает.
— Не особенно.
— Виктор, — вмешивается Лорри, — нам будет очень приятно, если ты поужинаешь сегодня вечером с нами.
— Конечно, я уверен, что твой отец просто придет в бешенство, если узнает, что мы плыли на одном корабле и ни разу не поужинали вместе.
— И не встречались в Лондоне, — добавляет Лорри.
— Разумеется, разумеется, — говорю я. — Но я вовсе не еду в Лондон, я еду вначале в Париж. Ну, то есть, разумеется, сначала в Шербур, а затем в Париж.
После этой фразы Лорри вновь бросает на Стивена такой взгляд, словно то, что я сказал, ужасно ее огорчило.
— Мне пора бежать, — повторяю я.
— Прошу тебя, Виктор, давай поужинаем сегодня вместе, — настойчиво повторяет снова Стивен, словно это вовсе даже и не приглашение, а нечто вроде дружеской просьбы.
— Слушайте, я, типа, вас, ребята, совсем не хочу обламывать или что-нибудь в этом роде, но я жутко, просто жутко устал, — говорю я. — Эта фраза почему-то приводит их в такое волнение, что я поспешно добавляю: — Нет, нет, я, конечно же, постараюсь прийти, но я с некторых пор завязал со светской жизнью и уже несколько отвык от таких приглашений.
— Очень прошу тебя, — не отстает Стивен. — Мы ужинаем в «Queen's Grill», и столик у нас заказан на восемь.
— Мы просто настаиваем, Виктор, — вторит ему Лорри. — Ты должен поужинать с нами.
— Я чувствую себя просто незаменимым, ребята, — бросаю я уже на ходу. — Я ужасно рад. Обязательно постараюсь прийти, а пока бывайте, чао и привет.
Ускользнув, я мечусь по кораблю, пытаясь отыскать Марину во всех мыслимых местах, где она может оказаться. Исключив учебный компьютерный центр, я заскакиваю в разные художественные салоны, библиотеку, книжный магазин, «Королевский торговый променад», лифты, в каждый из образующих бесконечный лабиринт коридоров и даже в детскую комнату. С планом в руке я нахожу и обследую тренажерный зал на седьмой палубе — ряды велотренажеров, гребные тренажеры, беговые дорожки, зал для занятий аэробикой, битком забитый престарелыми японцами, машущими руками под слащавый британский синтетический поп под руководством мужчины-инструктора с кошмарными зубами, который делает мне знак рукой, приглашая присоединиться, отчего меня чуть не выворачивает наизнанку. Засыпая на ходу, я возвращаюсь в свою каюту и ложусь на кровать, отмечая равнодушно, что новые страницы сценария, присланные по факсу, лежат на подушке рядом с судовой ежедневной газетой, таможенными декларациями и приглашениями на вечеринки. Все это время небо выглядит как сплошное белое облако, под которым безразлично проплывает наш корабль.
11
Ф. Фред Палакон позвонил вскоре после того, как я закончил с заказанным в номер ужином. На маленьком телевизоре над кроватью — «Список Шиндлера» — фильм, который я не испытывал ни малейшего желания смотреть, когда он вышел, но здесь с пятницы я посмотрел его уже три раза от начала до конца, потому что он очень длинный и позволяет убить сразу очень много времени. Хотите знать мое мнение? Итак: во-первых, немцы недостаточно круты, во-вторых, Рейф Файнз ну такой толстый, а в-третьих, у меня скоро трава кончится. Связь, когда звонит Палакон, неожиданно оказывается просто великолепной, словно он звонит из другой каюты, но, поскольку мне пока что еще никто не звонил, сказать наверняка ничего нельзя.
— Ну наконец-то, — бормочу я.
— Как дела, Виктор? — спрашивает он. — Надеюсь, все в полном порядке?
— Только что роскошно поужинал у себя в каюте.
Пауза.
— Что было на ужин?
Пауза.
— Эээ… Недурная камбала.
Пауза.
— Звучит соблазнительно, — неуверенно замечает Палакон.
— Эй, Палакон — почему я не в пентхаусе?— спрашиваю я, внезапно вскакивая с кровати. — Где мой дворецкий? Где моя джакузи, чувак?
— Джентльмены не говорят о деньгах, — отвечает Палакон. — Особенно, когда это не их деньги.
— Ни фига себе! — восклицаю я, а затем интересуюсь: — А кто у нас тут джентльмен?
— Мне всегда казалось, что вы, уважаемый Виктор.
— А кто же тогда ты, Палакон? Судя по тому, как ты разговариваешь, так ты у нас маменькин сыночек.
— Это что, жалкая попытка вывести меня из себя?
— Морские путешествия — ужасно занудная штука, — говорю я. — На этой чертовой посудине нет ни знаменитостей, ни хотя бы просто молодых людей. Тысяча шестьсот пассажиров, и каждый древнее, чем мамонт. В кого пальцем ни ткни — то хромой, то слепой, то болен болезнью Альцгеймера.