– Ишь ты! – Поэт спрятал кувшин за спину. –
Еще чего. Я его нашел, и мне полагаются все желания.
– Не трогай печать! Оставь кувшин в покое!
– Пусти, говорю! Это мой!
– Лютик, осторожнее!
– Как же!
– Не трогай! О дьявольщина!
Из кувшина, который во время возни упал на песок, вырвался
светящийся красный дым.
Ведьмак отскочил и кинулся за мечом. Лютик, скрестив руки на
груди, даже не шевельнулся.
Дым запульсировал и на уровне головы поэта собрался в
неправильной формы шар. Потом превратился в карикатурную безносую голову с
огромными глазищами и чем-то вроде клюва. В голове было около сажени диаметра.
– Джинн, – проговорил Лютик, топнув ногой, –
я тебя освободил, и отныне я – твой повелитель. Мои желания…
Голова защелкала клювом, который был вовсе не клювом, а чем-то
вроде обвислых, деформированных и меняющих форму губ.
– Беги, – крикнул ведьмак. – Беги, Лютик!
– У меня, – продолжал Лютик, – следующие
желания. Во-первых, пусть как можно скорее удар хватит Вальдо Маркса, трубадура
из Цидариса. Во-вторых, в Каэльфе проживает графская дочка Виргиния, которая
никому не желает давать. Пусть мне даст. В-третьих…
Каково было третье желание Лютика, никому узнать не дано.
Чудовищная голова выкинула две ужасающие лапы и схватила барда за горло. Лютик
захрипел.
Геральт в три прыжка подскочил к голове, взмахнул серебряным
мечом и рубанул от уха, через середину. Воздух завыл, голова пыхнула дымом и
резко выросла, удваиваясь в размерах. Жуткая пасть, тоже значительно
увеличившаяся, раскрылась, защелкала и взвизгнула, лапы дернули вырывающегося
Лютика и прижали его к земле.
Ведьмак сложил пальцы Знаком Аард и послал в голову
максимальную энергию, какую только ему удалось сконцентрировать. Энергия,
превратившись в охватившем голову свечении в ослепительный луч, ударила в цель.
Громыхнуло так, что у Геральта зазвенело в ушах, а от взрывной волны аж
зашумели ивы. Чудовище оглушительно зарычало, еще больше раздулось, но
отпустило поэта, взметнулось вверх, закружилось и отлетело к поверхности воды,
размахивая лапами.
Ведьмак кинулся оттаскивать неподвижно лежащего Лютика, и
тут его пальцы наткнулись на засыпанный песком круглый предмет. Это была
латунная печать, украшенная знаком изломанного креста и девятиконечной звезды.
Висящая над рекой голова уже вымахала до размеров стога
сена, а ее раскрытая орущая пасть напоминала ворота овина средних размеров.
Вытянув лапы, чудовище напало.
Геральт, не зная, что делать, зажал печать в кулаке и,
выставив руку в сторону нападающего, выкрикнул формулу экзорцизма, которой
некогда его научила одна знакомая богослужительница. Никогда раньше он этой
формулой не пользовался, поскольку в суеверия принципиально не верил. Эффект
превзошел все ожидания.
Печать зашипела и раскалилась, обжигая ладонь. Гигантская
голова замерла в воздухе над водой. Повисев так минуту-другую, она взвыла,
зарычала и превратилась в пульсирующий клуб дыма, в огромную клубящуюся тучу.
Туча тонко взвизгнула и с невероятной скоростью помчалась вверх по течению
реки, оставляя на поверхности воды бурлящую полосу. Через несколько секунд исчезла
вдали, только вода еще какое-то время приносила понемногу утихающий вой.
Ведьмак наклонился к поэту, стоящему на коленях на песке.
– Лютик? Ты жив, Лютик? Черт тебя побери! Что с тобой?
Поэт замотал головой, замахал руками и раскрыл рот для
крика. Геральт поморщился и прикрыл глаза – у Лютика был хорошо поставленный,
звучный тенор, а при сильном испуге он мог достигать невероятных высот. Но то,
что вырвалось из горла барда, было едва слышным скрипом.
– Лютик! Что с тобой? Ну не молчи же!
– Х-х-х… е-е-е… кх… кх-х-уррва!
– Тебе больно? Что с тобой, Лютик?
– Х-х-х… к-к-ку-курррва…
– Замолчи. Если все в порядке, кивни.
Лютик сморщился, с превеликим трудом кивнул, перевернулся на
бок, скорчился, и его тут же вырвало кровью.
Геральт выругался.
Глава 2
– Боги милостивые! – Стражник попятился и опустил
фонарь. – Что с ним?
– Пропусти нас, добрый человек, – тихо сказал
ведьмак, поддерживая скорчившегося в седле Лютика. – Ты же видишь, мы
спешим.
– Вижу, – сглотнул стражник, глядя на бледное лицо
поэта и его заляпанный черной запекшейся кровью подбородок. – Ранен? Это
скверно выглядит.
– Я спешу, – повторил Геральт. – Мы в пути с
рассвета. Пропустите нас, пожалуйста.
– Не можем, – сказал другой стражник. – Через
ворота можно входить только от восхода до заката. Ночью не можно. Приказ. Не
можно никому, разве что со знаком короля аль ипата. Ну и еще, если гербовый
вельможа.
Лютик захрипел, скорчился еще больше, оперся лбом о гриву
коня, затрясся, дернулся в сухом позыве. По шее лошади, изукрашенной засохшими
«извержениями», потекла очередная струйка.
– Люди, – сказал Геральт как можно
спокойнее, – вы же видите, ему плохо. Мне нужен кто-нибудь, кто его
вылечит. Пропустите нас, прошу.
– Не просите. – Стражник оперся на
алебарду. – Приказ есть приказ. Пропущу, а меня поставят к позорному
столбу и выгонят со службы. Чем я тогда буду детей кормить? Нет, милостивые
государи, не могу. Стащите друга с коня и отведите в сторожевую башню перед
крепостной стеной. Там есть комната. Мы его перевяжем, до рассвета протянет, ежели
на роду написано. Ждать осталось недолго.
– Тут перевязать мало, – скрипнул зубами
ведьмак. – Нужен знахарь, жрец, способный медик…
– Такого ночью все равно не добудитесь, – сказал
второй стражник. – Все, что мы можем сделать, это не заставлять вас перед
воротами до рассвета торчать. В доме тепло и найдется, куда положить раненого,
легче ему будет, чем в седле. Давайте поможем стащить с коня.
В комнате сторожевой башни действительно было тепло, душно и
уютно. Огонь весело потрескивал в камине, за которым истово пел сверчок.
За тяжелым квадратным столом, заставленным кувшинами и
блюдами, сидели трое.
– Простите, уважаемые, – сказал поддерживавший
Лютика стражник, – ежели помешали… Чай, не будете супротив… Этот рыцарь,
хм… Ну и второй, ранен, ну, я подумал…