– Que glosse? – спросила она, глядя на ведьмака и
поигрывая рукоятью длинного кинжала, висящего на поясе. – Que l'en pavienn
el'ea?
– Nell'ea, – возразил он. – T'en pavien, Aen
Seidhe.
– Слышал? – повернулась эльфка к товарищу,
высокому сеидхе, который и не думая проверять узлы Геральта с безразличной
миной на вытянутом лице продолжал бренчать на лютне Лютика. – Ты слышал,
Ванадайн? Человекообразное умеет говорить! К тому же нагло!
Сеидхе повел плечами. Перья, украшавшие его куртку,
зашелестели.
– Еще один повод заткнуть ему глотку, Торувьель.
Эльфка наклонилась над Геральтом. У нее были длинные
ресницы, неестественно бледная кожа, обветренные, потрескавшиеся губы. Она
носила ожерелье из фигурных кусочков золотистой бронзы, нанизанных на ремешок,
несколько раз обернутый вокруг шеи.
– Ну-ка скажи что-нибудь, человекообразное, –
прошипела она. – Посмотрим, куда годится твоя привыкшая лаять глотка.
– Тебе что, повод нужен, – ведьмак с усилием
перевернулся на спину, выплюнул песок, – чтобы ударить связанного? А так,
без предлога, не можешь? Я же видел, тебе это доставляет удовольствие. Ну,
успокой душеньку.
Эльфка выпрямилась.
– На тебе я уже душу успокоила, когда у тебя были
свободные руки, – сказала она. – Это я прошлась по тебе конем и дала
по морде. Знай, что именно я прикончу тебя, когда придет время.
Он не ответил.
– Охотнее всего я б ткнула тебя кинжалом сейчас, глядя
в глаза, – продолжала эльфка. – Но от тебя жутко несет, человек. Я
прикончу тебя из лука.
– Воля твоя, – пожал плечами ведьмак, насколько
это позволяли путы. – Как хочешь, благородная Aen Seidhe. В связанного и
неподвижного ты должна бы попасть. Не промахнуться.
Эльфка встала над ним, расставив ноги, и наклонилась,
сверкнув зубами.
– Должна, – прошипела она. – И попаду, куда
хочу. Но будь уверен, от первой стрелы ты не подохнешь. И от второй тоже.
Постараюсь сделать так, чтобы ты чувствовал, что умираешь.
– Не подходи так близко, – поморщился он,
изображая отвращение. – От тебя зверски несет, Aen Seidhe.
Эльфка отскочила, качнулась и с размаху пнула его в бедро.
Геральт скорчился и сжался, видя, куда она собирается пнуть теперь. Это ему
удалось, он получил по ноге, да так, что лязгнули зубы. Стоящий рядом высокий
эльф аккомпанировал ударам резкими аккордами на струнах лютни.
– Оставь его, Торувьель, – заблеял дьявол. –
Спятила? Галарр, вели ей прекратить!
– Thaess! – взвизгнула Торувьель и пнула ведьмака
еще раз. Высокий сеидхе сильно рванул струны, одна с протяжным стоном лопнула.
– Достаточно! Довольно, о боги! – нервно крикнул
Лютик, дергаясь в путах. – Зачем ты издеваешься над ним, глупая девка!
Оставьте нас в покое! А ты перестань терзать лютню, слышишь?
Торувьель повернулась к нему со злой гримасой на
потрескавшихся губах.
– Музыкант! – проворчала она. – Гляньте-ка,
человек, а музыкант! Лютнист! Надо же!
Она молча выхватила инструмент из рук высокого эльфа и, с
размаху разбив о ствол сосны, бросила опутанные струнами остатки Лютику на
грудь.
– На коровьем роге тебе играть, дикарь, не на лютне!
Поэт смертельно побледнел, губы у него задрожали. Геральт,
чувствуя вздымающуюся где-то внутри холодную ярость, притянул взглядом черные
глаза Торувьели.
– Что пялишься? – прошипела эльфка,
наклоняясь. – Грязное человекообразное! Хочешь, чтобы я выколола твои
гадючьи зенки?
Ожерелье нависло над ним. Ведьмак напрягся, резко
приподнялся, схватил ожерелье зубами и сильно рванул, подогнув ноги и
выворачиваясь на бок. Торувьель, потеряв равновесие, свалилась на него. Геральт
метался в узах, как выброшенная на берег рыба. Он прижал собою эльфку, откинул
голову так, что хрустнуло в шейных позвонках, и изо всей силы ударил ее лбом в
лицо. Торувьель взвыла, захлебнулась воздухом.
Его грубо стащили с нее, волоча за одежду и волосы. Подняли,
кто-то ударил, он почувствовал, как перстни рвут кожу на скуле, в глазах
заплясал и поплыл лес. Он увидел, как Торувьель поднимается на колени, увидел
кровь, текущую у нее из носа и рта. Эльфка выхватила из ножен кинжал,
сгорбилась, но вдруг разрыдалась, скуксилась, схватилась за лицо и опустила
голову в колени.
Высокий эльф в украшенной пестрыми перьями куртке взял у нее
из руки кинжал и подошел к удерживаемому другими ведьмаку. Усмехнулся, поднимая
клинок. Геральт видел его сквозь красный туман, кровь, сочившаяся из разбитого
о зубы Торувьель лба, заливала ему глаза.
– Нет! – заблеял Торкве, подскакивая к эльфу и
повисая у него на руке. – Не убивай! Нет!
– Voerle, Vanadain, – раздался вдруг звучный
голос. – Quess aen? Caelm, evellienn! Galarr!
Геральт повернул голову, насколько это позволяла вцепившаяся
ему в волосы пятерня.
На полянку выехал снежно-белый, длинногривый конь. Грива,
мягкая даже на вид, казалась шелковистой, как женские волосы. Шевелюра сидящего
в богатом седле наездника была того же цвета. Волосы были перехвачены на лбу
повязкой, усеянной изумрудами.
Торкве, побебекивая, подскочил к лошади, ухватил ее за
стремя и засыпал белоголового эльфа потоком слов. Сеидхе, прервав его властным
жестом, спрыгнул с седла. Приблизился к Торувьели, осторожно отнял от ее лица
окровавленный платок. Торувьель душераздирающе охнула. Сеидхе покрутил головой,
повернулся к ведьмаку, подошел ближе. Его черные пылающие глаза, горевшие на
бледном лице словно звезды, были обведены синими кругами, будто он несколько
ночей кряду не знал сна.
– Кусаешься даже связанный, – сказал он без
акцента, тихо, на общем языке. – Как василиск. Я сделаю отсюда выводы.
– Торувьель сама начала, – забебекал
дьявол. – Она пнула его, связанного, словно сумасшедшая…
Эльф жестом велел ему замолчать. По его краткому приказу
другие сеидхе перетащили ведьмака к сосне и привязали ремнями к стволу. Потом
все присели рядом с лежащей Торувьелью, заслонив ее. Геральт слышал, как она
вдруг вскрикнула, дергаясь в их руках.
– Я этого не хотел, – сказал дьявол, все еще
стоявший рядом с ними. – Не хотел, человек. Я не знал, что они появятся
именно тогда, когда мы… Когда тебя оглушили, а твоего друга связали веревкой, я
просил, чтобы вас оставили там, в хмеле. Но…
– Они не могли оставить свидетелей, – проворчал
ведьмак.