Геральт, который никак не ожидал увидеть на лице Калантэ
яркого румянца, влажных глаз и дрожащих губ, был изумлен.
– Эйст, – шепнула королева, – это совсем
другое…
– Правда?
– Ах ты, сукин сын, – неожиданно рявкнул Крах ан
Крайт, срываясь с места. – Последний глупец, который осмелился утверждать,
будто я что-то сделал напрасно, был обглодан крабами на дне залива Алленкер. Не
для того прибыл я сюда из Скеллиге, чтобы возвращаться ни с чем! Конкурент
нашелся, мать твоя шлюха! Оля-ля, а ну кто-нибудь принесите мне меч и дайте
железяку этому дурню! Сейчас посмотрим, кто…
– А может, заткнешься, Крах? – ядовито бросил
Эйст, опершись обеими руками о стол. – Драйг Бон-Дху! Головой отвечаешь за
королевского племянника!
– Меня ты тоже успокоишь, Турсеах? – крикнул,
вставая, Раинфарн из Аттре. – Кто посмеет удержать меня от того, чтобы
смыть кровью позор, нанесенный моему князю? И его сыну Виндхальму,
единственному, достойному руки и ложа Паветты! Подайте мой меч! Сейчас здесь,
на месте, я покажу этому Йожу, или как там его кличут, как мы в Аттре отвечаем
на подобные оскорбления! Интересно, найдется кто-нибудь или что-нибудь,
способное меня остановить?
– А как же? Приличия, – спокойно сказал Эйст Турсеах. –
Негоже начинать драку или бросать кому-либо вызов, не получив согласия хозяйки
дома. Может, вы думаете, что тронная зала Цинтры – трактир, где можно лупить по
мордам и пырять ножами, как только придет охота?
Собравшиеся снова принялись орать, перебивая друг друга,
угрожая и размахивая руками. Шум оборвался, словно его ножом обрезали, когда в
зале неожиданно раздался короткий бешеный рев разъяренного зубра.
– Да, – сказал Кудкудак, откашлявшись и поднимаясь
со стула. – Эйст ошибся. Это даже не трактир. Это что-то вроде зверинца,
потому и зубр был к месту. Благородная Калантэ, позволь высказать мое мнение
относительно возникшей проблемы.
– Как вижу, – медленно сказала Калантэ, –
многие имеют на сей счет свое мнение и высказывают его даже без моего позволения.
Странно, почему никого не интересует мое собственное? А мое мнение таково:
скорее чертов замок свалится мне на голову, чем я отдам Паветту этому… чудаку.
У меня нет ни малейшего намерения…
– Клятва Рёгнера… – начал Йож, но королева тут же
прервала его, хватив по столу золотым кубком.
– Клятва Рёгнера интересует меня не больше, чем
прошлогодний снег! А что до тебя, Йож, так я еще не решила, позволю ли Краху
либо Раинфарну схватиться с тобой или попросту велю повесить. Прерывая меня,
когда я говорю, ты серьезно влияешь на мое решение!
Геральт, все еще обеспокоенный подергиванием медальона,
обводя взглядом залу, неожиданно встретился с глазами Паветты,
изумрудно-зелеными, как глаза матери. Принцесса больше не скрывала их под
длинными ресницами – водила ими от Мышовура к ведьмаку, не обращая внимания на
других. Мышовур вертелся, наклонившись, и что-то бормотал.
Кудкудак многозначительно кашлянул.
– Говори, – кивнула королева, – но по делу и
в меру кратко.
– Слушаюсь, королева. Благородная Калантэ и вы,
милсдари, господа и рыцари! Воистину удивительное условие поставил Йож из
Эрленвальда королю Рёгнеру, странной награды захотел, когда король поклялся
выполнить любое его желание. Но не надо прикидываться, будто мы никогда не
слышали о подобных требованиях, о старом как мир Праве Неожиданности. О цене,
которую может запросить человек, спасший чью-то жизнь в безнадежной, казалось
бы, ситуации, кто высказал невозможное, казалось бы, желание. «Отдашь мне то,
что выйдет первым встречать тебя». Вы скажете: это может быть собака,
алебардник у ворот, даже теща, с нетерпением ожидающая того момента, когда
сможет набить морду возвращающемуся домой зятю. Либо: «Отдашь мне то, что
застанешь дома, но чего не ожидаешь». После долгого путешествия, уважаемые
гости, и неожиданного возвращения это обычно бывает хахаль в постели жены. Но
вполне может быть и ребенок. Ребенок, указанный Предназначением.
– Короче, Кудкудак, – нахмурилась Калантэ.
– Слушаюсь! Господи! Неужто вы не слышали о детях,
указанных Предназначением? Разве легендарный герой Затрет Ворута не был еще
ребенком отдан гномам, потому что оказался тем первым, кого отец встретил,
вернувшись в крепость? А Неистовый Деий, потребовавший от путешественника
отдать ему то, что тот оставил дома, но о чем не знает? Этой неожиданностью
оказался славный Супри, который позже освободил Неистового Деийя от лежавшего
на нем заклятия. Вспомните также Зивелену, которая взошла на трон Метинны с
помощью гнома Румплестельта, пообещав ему взамен своего первенца. Зивелена не
выполнила обещания, а когда Румплестельт прибыл за наградой, колдовством
принудила его бежать. Вскоре и она, и ребенок отравились и умерли. С
Предназначением нельзя играть безнаказанно!
– Не пугай меня, Кудкудак, – поморщилась
Калантэ. – Близится полночь, пора привидений. Помнишь ли ты еще
какие-нибудь легенды со времен твоего, несомненно, трудного детства? Если нет,
то садись.
– Прошу позволения, – барон покрутил свои длинные
усы, – еще малость постоять. Хотелось бы напомнить присутствующим еще одну
легенду. Это старая, забытая легенда, все мы ее, вероятно, слышали в нашем,
несомненно, трудном детстве. В этой легенде короли всегда выполняли данные ими
обещания. А нас, бедных вассалов, с королями связывает лишь королевское слово,
на нем зиждутся трактаты, союзы, наши привилегии и наши лены. И что? Во всем
этом надлежит усомниться? Усомниться в нерушимости королевского слова?
Дождаться, что оно будет стоить не больше прошлогоднего снега? Воистину, если
будет так, то после трудного детства нас ждет не менее трудная старость.
– На чьей ты стороне, Кудкудак? – крикнул Раинфарн
из Аттре.
– Тихо, пусть говорит!
– Этот надутый петух оскорбляет монарха!
– Барон из Тигга прав!
– Тише, – неожиданно сказала Калантэ,
вставая. – Позвольте ему докончить.
– Сердечно благодарю, – поклонился
Кудкудак. – Я как раз кончил.
Опустилась тишина, странная после того шума, который только
что вызвали слова барона. Калантэ продолжала стоять. Вряд ли кто-нибудь, кроме
Геральта, заметил, как дрожит рука, которой она коснулась лба.