Вопли войта были слышны уже от самого входа в дом.
– Нельзя, говорю! Нельзя, мать твою! По-людски не
понимаешь, паршивец?
Геральт вошел. Перед войтом, низеньким и толстым,
покрасневшим от злости, стоял кмет, держа за шею вырывающегося гусака.
– А тебе чего… О Господи! Это ты, Геральт? Уж не ослеп
ли я? – И снова обращаясь к просителю, крикнул: – Забирай это, хамло!
Оглох, что ли?
– Сказали, – бормотал крестьянин, косясь на
гуся, – вот, дескать, надыть чегой-то дать, уважаемый, потому как
иначе-то…
– Кто сказал? – рявкнул войт. – Кто? Это что
же, выходит, я взятки беру? Не позволю, сказано тебе! Вон, сказано тебе!
Привет, Геральт.
– Привет, Кальдемейн.
Войт, пожимая руку ведьмаку, хлопнул его по плечу свободной
рукой.
– Ты тут не бывал, почитай, года два? А? Что ж ты нигде
не усидишь-то? Откуда занесло? А, хрен с ним, мне все равно откуда! Эй,
кто-нибудь, тащите сюда пива! Садись, Геральт, садись. У нас тут, понимаешь,
черт-те что творится, потому как завтра ярмарка. Ну что там у тебя, выкладывай!
– Потом. Давай выйдем.
Толпа была уже раза в три побольше, но свободное пространство
вокруг осла не уменьшилось. Геральт отвернул попону. Толпа ахнула и попятилась.
Кальдемейн широко раскрыл рот.
– Господи, Геральт? Это что такое?
– Кикимора. Не будет ли за нее какой-нибудь награды,
милсдарь войт?
Кальдемейн переступил с ноги на ногу, глядя на паучье,
обтянутое черной высохшей кожей тело, на остекленевший глаз с вертикальным
зрачком, на иглоподобные клыки в окровавленной пасти.
– Где… Откуда…
– На плотине, верстах в четырех от поселка. На болотах.
Там, Кальдемейн, кажется, гибли люди. Дети.
– Угу, отлично. Но никто… Кто бы мог подумать… Эй,
людишки, по домам, за работу! Тут вам не балаган! Закрой ее, Геральт. Мухи
слетаются.
В комнате войт молча схватил кувшин пива и выпил до дна, не
отрываясь. Тяжко вздохнул, потянул носом.
– Награды не будет, – угрюмо сказал он. –
Никто и не думал, что такая… такой… сидит на соленых болотах. Факт, несколько
человек пропало в тамошних местах, но… Мало кто лазил по тем трясинам. А ты-то
как там очутился? Почему не ехал большаком?
– На большаках не заработаешь, Кальдемейн.
– Я забыл. – Войт, надув щеки, сдержал
отрыжку. – А ведь какая была тихая округа! Даже домовые – и те редко
отливали бабам в крынки с молоком. И вот, поди ж ты, под самым боком какая-то
дрянь. Выходит, надо тебя благодарить. Потому как заплатить – не заплачу.
Фондов нету. На награды-то.
– Скверно. Немного наличных мне б не помешали, чтобы
перезимовать, – ведьмак отхлебнул из кружки, смахнул с губ пену. –
Отправляюсь в Испаден, да не знаю, успею ли до снега. Могу застрять в
каком-нибудь городишке вдоль Лутонского тракта.
– Надолго к нам, в Блавикен?
– Нет. Нельзя засиживаться. Зима подпирает.
– Где остановишься? Может, у меня? На мансарде есть
свободная комната. На кой тебе к трактирщикам переться? Обдерут как липку,
разбойники. Поболтаем, расскажешь, что в мире слыхать.
– Охотно. А как на это твоя Либуше? Последний раз, я
заметил, она не очень-то меня жалует.
– В моем доме бабы ни гугу. Но так, между нами,
постарайся не делать при ней того, что недавно выкинул за ужином.
– Ты имеешь в виду, когда я запустил вилкой в крысу?
– Нет. Я имею в виду, что ты в нее попал, хотя было
темно.
– Я думал, будет забавно.
– Оно и было. Только не делай этого при Либуше. Слушай,
а эта… как там ее… Куки…
– Кикимора.
– Она тебе для чего-то нужна?
– Интересно, для чего бы? Если награды не будет, можешь
выкинуть ее на помойку.
– А знаешь, это мысль. Эй, Карэлька, Борг, Носикамень!
Есть там кто?
Вошел городской стражник с алебардой на плече, с грохотом
задев острием о притолоку.
– Носикамень, – сказал Кальдемейн, – прихвати
кого-нибудь в помощь, забери от хаты осла вместе с той дрянью, что покрыта
попоной, отведи за хлевы и утопи в навозной яме. Усек?
– Угу… Слушаюсь… Только, милсдарь войт…
– Чего еще?
– Может, прежде чем утопить…
– Ну?
– Показать ее мэтру Ириону? А вдруг ему куда-нить
сгодится?
Кальдемейн хлопнул ладонью по столу.
– А ты не дурак, Носикамень. Слушай, Геральт, может,
наш городской колдун отвалит тебе чего за эту падаль? Рыбаки приносят разных
чудовищ, восьминогов там, крабаллонов, каракатов, на этом многие заработали. А
ну, пошли в башню.
– Разбогатели? Собственного колдуна завели? Навсегда
или временно?
– Навсегда. Мэтр Ирион. Уже год как в Блавикене.
Сильный маг, Геральт, сразу видно.
– Не думаю, чтобы ваш сильный маг заплатил за
кикимору, – поморщился Геральт. – Насколько мне известно, она на
эликсиры не годится. Думаю, Ирион только отчитает меня. Мы, ведьмаки, не
очень-то дружим с волшебниками.
– Никогда не слышал, чтобы мэтр Ирион кого-нибудь
обругал. Заплатит ли, не обещаю, но попытка не пытка. На болотах таких куки…
это, кикимор, может быть, много. И что тогда? Пусть колдун осмотрит ее и в
случае чего наведет на топи какие-нибудь чары или чего там еще.
Ведьмак ненадолго задумался.
– Ну что ж, один-ноль в твою пользу, Кальдемейн.
Рискнем. Где моя шапка?
Глава 2
Башня, сложенная из гладко отесанных гранитных блоков,
увенчанная каменными зубцами, выглядела вполне представительно, возвышаясь над
побитыми крышами домов и полуразвалившимися кровлями халуп.
– Вижу, подновил, – сказал Геральт. –
Волшебством или вас на работы согнал?
– В основном чарами.
– Какой он, этот ваш Ирион?
– Вполне нормальный. Людям помогает. Но отшельник,
молчун. Почти не вылазит из башни.
На дверях, украшенных розеттой и инкрустированных светлым
деревом, висела огромная колотушка в форме плоской пучеглазой рыбьей головы,
державшей в зубастой пасти латунное кольцо. Кальдемейн, видать, знакомый с
действием механизма, подошел, откашлялся и проговорил: