— Но от нее тебе не надо уходить, как ты уходишь от меня.
— Мы должны скрываться, Сара! Мы не можем просто взяться за руки и прогуляться по улице. Мы должны ото всех прятаться. Когда я с ней, я прячусь точно так же, как если бы был с тобой.
Сара спрыгивает со скамейки и поворачивается ко мне.
— Ты с ней гуляешь? Ты держишь ее за руку, когда вы ходите вдвоем?
Я встаю и протягиваю к ней руки. Рукава моей куртки покрыты засохшей грязью.
— Приходится. Только так я могу стать невидимым.
— Ты с ней целовался?
— Что?
— Ответь мне. — В ее голосе появилось что-то новое. Это смесь ревности и чувства одиночества. И к тому же слова пронизаны злостью.
Я качаю головой:
— Сара, я тебя люблю. Я не знаю, что к этому прибавить. Я хочу сказать, что больше ничего не произошло. — Меня накрывает цунами неловкости, и я лихорадочно роюсь в своем словарном запасе в поисках нужных слов.
Она в ярости:
— Я задала простой вопрос, Джон. Ты ее целовал?
— Я не целовал Шестую, Сара. Мы не целовались. Я люблю тебя, — говорю я, и меня коробит от собственных слов: фраза получилась куда хуже, чем я надеялся.
— Я вижу. Почему тебе было так трудно ответить на мой вопрос, Джон? Моя жизнь становится все интереснее и интереснее. Ты ей нравишься?
— Это неважно, Сара. Я тебя люблю, поэтому Шестая ничего не значит. Никакие другие девушки ничего не значат!
— Я чувствую себя последней идиоткой, — говорит она, скрещивая руки на груди.
— Пожалуйста, Сара, перестань. Ты все неправильно понимаешь.
— Правда, Джон? — спрашивает она, поворачиваясь и яростно глядя на меня полными слез глазами. — Ради тебя я столько всего вынесла.
Я пытаюсь взять Сару за руку, но она ее отдергивает.
— Не трогай, — говорит она с жесткой ноткой в голосе. В кармане ее куртки снова жужжит мобильник, но она даже не пытается его проверить.
— Я хочу быть с тобой, Сара, — говорю я. — Похоже, я не могу найти правильных слов. Все, что я на самом деле могу тебе сказать, так это то, что все эти недели я страшно скучал по тебе и что не проходило дня, когда мне не хотелось бы позвонить или написать тебе. — У меня скверное чувство. Похоже, я ее теряю. — Я тебя люблю. Не сомневайся в этом ни на секунду.
— Я тоже тебя люблю, — всхлипывает она.
Я закрываю глаза и глубоко вдыхаю холодный воздух. У меня какое-то дурное ощущение: в горле начинается покалывание и сбегает вниз до самых кроссовок. Открыв глаза, я вижу, что Сара отошла от меня на несколько шагов.
Я слышу слева от себя какой-то шум и резко поворачиваюсь. Это Сэм. Его глаза опущены, и он покачивает головой, давая нам с Сарой понять, что он не хотел бы к нам подходить, но ему приходится.
— Сэм? — спрашивает Сара.
— Привет, Сара, — шепчет он.
Сара его обнимает.
— Я так рад тебя видеть, — говорит он, уткнувшись ей в волосы. — Но извини, Сара. Мне очень, очень жаль, я знаю, что вы долго не виделись, но нам с Джоном надо уходить. Мы в большой опасности. Ты даже представить себе не можешь.
— Немного представляю. — Она отодвигается от него, и как раз когда я готовлюсь начать уверять ее в своей большой любви и переходить к прощанию, внезапно возникает полный хаос.
Все происходит с непостижимой быстротой. Сцены меняются с такой скоростью, как при замедленной киносъемке. Сэма сзади сбивает человек в противогазе. Он в синей куртке с буквами ФБР на спине. Кто-то хватает и утаскивает Сару. По траве к моим ногам подкатывается толстая гильза, из обоих ее концов валит белый дым, который жжет мне глаза и горло. Я ничего не вижу. Я слышу, как мычит Сэм с кляпом во рту. Я ковыляю в сторону от гильзы и падаю на колени рядом с пластмассовой горкой. Подняв голову, я вижу вокруг себя десяток полицейских, у всех в руках оружие. Тот, в противогазе, который схватил Сэма, теперь упирается ему коленом в спину. Мегафон ревет:
— Не двигаться! Лечь на живот, руки на затылок! Вы арестованы!
Я кладу ладони на голову и вижу, как вдруг оживают машины, которые стояли вдоль улицы все время, пока мы здесь находились. У них включаются фары и красные проблесковые фонари на приборных панелях. Из-за угла с визгом вылетают полицейские машины, БТР с надписью «спецназ» на борту прыгает через бортик и резко останавливается посередине баскетбольной площадки. Из него в угрожающем количестве вываливаются кричащие люди, и тут кто-то бьет меня ногой в живот. На запястьях защелкиваются наручники. Я слышу над собой треск вертолета.
Мой ум выхватывает единственное объяснение, которое он может найти.
«Сара. Текстовые сообщения. Это была не Эмили. С ней разговаривала полиция». То немногое в моем сердце, что не разорвалось, когда Сара отстранилась от меня, теперь разбивается вдребезги.
Упираясь лицом в бетон, я качаю головой. Я чувствую, как кто-то вынимает мой нож. Чьи-то руки достают из-за пояса планшет. Сэма поднимают за руки, и мы на секунду встречаемся с ним взглядами. Не могу догадаться, о чем он думает.
Мне защелкивают браслеты на щиколотках, они соединены цепью с теми, что на запястьях. Меня рывком поднимают с земли. Наручники слишком тесные и врезаются мне в запястья. Мне на голову надевают черный мешок и завязывают на шее. Я ничего не вижу. Двое берут меня за локти, третий толкает вперед.
— Ты имеешь право хранить молчание, — начинает один из них. Меня уводят и бросают в машину.
24
Через пять минут я встаю с кровати и открываю шкаф, чтобы посмотреть, что с собой взять из одежды. Я держу черный свитер, когда решаю, что не могу не попрощаться с Гектором.
Я снимаю со стены чью-то куртку с капюшоном и пишу короткую записку Аделине: «Надо кое с кем попрощаться в городке».
Двойные двери выпускают меня на холодный воздух. Мне становится спокойнее, когда я вижу, что вся Кале Принсипаль уставлена полицейскими машинами и фургонами телевизионщиков. Могадорцы не станут ничего предпринимать, когда вокруг так много свидетелей. Я выхожу из ворот с накинутым на голову капюшоном. Дверь в доме Гектора приоткрыта, и я тихо стучу по косяку.
— Гектор?
Отвечает женский голос:
— Да?
Дверь открывается. Это мать Гектора, Карлотта. Ее черные с сединой волосы аккуратно уложены вокруг головы, лицо розовое и улыбающееся. На ней красивое красное платье и синий фартук. Из дома пахнет выпечкой.
— Сеньора Рикардо, а Гектор дома? — спрашиваю я.
— Мой ангел, — говорит она. — Мой ангел вернулся.
Она помнит, что я для нее сделала, как излечила ее от болезни. Я чувствую себя неловко под ее взглядом, но она тянется меня обнять, и я не противлюсь.