Охотник на санги - читать онлайн книгу. Автор: Елена Жаринова cтр.№ 67

– Не знаю. Весь вопрос в цене. Став ангелом, многого лишаешься. Клубника – это еще полбеды…

Она выразительно посмотрела на меня. Дескать, серьезные разговоры закончены. Хищным движением я пододвинул ее поближе вместе со стулом. Фаина с деланым возмущением вскочила, понадежнее запахивая халат. Но я успел поймать конец пояска, и оказалось, если потянуть за него…

– Кх-кх, – раздалось деликатное покашливание.

Мы уставились на подоконник, на котором сидела крупная рыжая белка. Быстрыми движениями лапок она умывала мордочку, а потом принялась за шерсть, почему-то влажную.

– Сделай ей орехов, – шепнул я Фаине.

– Погоди… Ты думаешь, это настоящая белка? Ты на лапы ее посмотри!

В самом деле. Я только теперь обратил внимание, что задние лапы зверька обтянуты перепонкой. Совсем не беличьи лапы, скорее утиные…

– Ты кто? – спросил я белку.

– Господин Гобза, я хотела бы поговорить с вами тет-а-тет, – деловито отозвалась белка, проигнорировав мой вопрос. Голос был женский и знакомый.

Я нерешительно оглянулся на Фаину. Та пожала плечами и начала убирать со стола.

– Это очень важное дело, – настаивала белка. – Через полчаса я буду вас ждать в лесу. Отсчитаете вдоль опушки две елки в сторону озера и потом пять елок направо. Постарайтесь не опоздать. – Вильнув хвостом, она спрыгнула с подоконника.

Никто на свете не откажется от такого таинственного приглашения! И я собрался – несмотря на явное недовольство Фаины. Она гремела посудой и даже не позволила себя поцеловать перед уходом.

– Целуйся со своей белкой. Между прочим, когда так беспардонно уводят мужчину из дому, можно хотя бы извиниться.

– Белок не учат этикету, – возразил я. – Белок учат грызть орехи и запасать грибы на зиму. Ну сделай мне горстку фундука! Я забыл, как он выглядит.

Фаина что-то проворчала, но орехов дала. Я набил ими карман джинсов и отправился на свидание.

Думаешь, белка шутила, назначая встречу у пятой елки справа? Ничего подобного, Сурок. Лес, начинающийся в трехстах метрах от моего дома и огибающий южный берег озера, – самая дурацкая иллюзия в Хани-Дью.

Впрочем, это дело вкуса. Кому-то показалось, что идеальный ельник должен быть таким: земля покрыта изумрудным моховым ковром, ни одной веточки подлеска, ни одного топкого места. Пахнет освежителем воздуха «Хвойный». Сами елки рассажены в шахматном порядке. Они пушистые и совершенно одинаковые, словно пластмассовые. Спору нет, ходить по такому лесу удобно, но как-то безрадостно.

Я безошибочно вычислил нужное дерево и завертел головой в поисках белки. Но вместо нее ко мне вышла женщина в коричневом прогулочном костюме. На рыжих волосах – забавный котелок, в руке – трость, на пальцах – массивные кольца.

– Здравствуйте, Зинаида Николаевна, – выдохнул я.

Гиппиус улыбнулась:

– Вашего отчества я, к сожалению, не знаю. Вы позволите называть вас просто по имени, Егор? Ведь по сравнению со мной вы совсем мальчик…

– Никто бы не догадался, – убежденно заявил я.

– Полно льстить, – усмехнулась Гиппиус, по-чаплински крутя трость. – Скажите лучше, вы не в обиде, что я вытащила вас из дому в такую рань? Ваша хозяйка не рассердилась?

В обиде? Я смотрел на нее во все глаза. В такие мгновения я заново осознаю великие возможности Атхарты…

– Я боялась, что вы не придете, – призналась Гиппиус. – И тогда – столько усилий напрасно! Думаете, легко маленькой белочке переплыть море? Пришлось немного усовершенствовать божью тварь.

– Отличный апгрейд, Зинаида Николаевна, – похвалил я, вспомнив перепонки. Потом похлопал себя по карману. – Наверное, не стоит предлагать вам орехов? Скажите, почему вдруг белка?

– Не хотела, чтобы меня видели, – быстро сказала Гиппиус и тревожно оглянулась туда, где блестело озеро. – Поэтому ждала, пока улетит ваш гость.

– Не любите ангелов?

Она изумленно выгнула тонкую бровь.

– Как можно не любить ангелов? Они же сделаны из чистого света. Говорить с ними – все равно что купаться в роднике. Когда они приходят на мои вечера, даже самым отчаянным повесам не приходит в голову эпатировать публику скабрезностями. Надо будет обязательно пригласить принцессу Мотаоку…

– Кого? – не понял я.

– А, вы не знаете, кем раньше был Хархуфий? Мотаока, дочь индейского вождя, индейская принцесса-христианка… Она больше известна по прозвищу Покахонтас. Маленькая резвая девочка – вот что это значит в переводе. Смуглая фея англичан…

Я был потрясен. Так вот кто только что побывал у нас на кухне! Вспомнив слова Хархуфия, я тихо спросил:

– Она умерла совсем молодой, да?

– Двадцатидвухлетней. Ее посмертная слава даже превзошла прижизненную. Но поколения сменяют одно другое, и слава меркнет… Я сама пережила эту драму. Впрочем, я никогда не была так знаменита.

– Ну не прибедняйтесь! – запротестовал я.

Гиппиус высокомерно скривила губы.

– Мы были легендой для узкого круга и на короткий срок – я и он… Мы сами придумали мир, в котором царили. Кому мы были нужны потом? Если кончена моя Россия – я умираю… Вы читали мои стихи? «Какому дьяволу, какому псу в угоду…»

Поморщившись, она опустила веки. Но я успел заметить упрямый блеск в ее глазах. Эта женщина ничего не простила своей стране. И разве она не права? Разве все можно искупить посмертными публикациями?

– А что с ним? С Мережковским? – набравшись храбрости, спросил я.

И тут же взгляд ее потеплел, потемнел, сделался туманным… И голос стал низким и влажным, словно она читала заклинания:

– Неразлучные при жизни, мы больше не видели друг друга. Как поет кто-то из этих ваших новых бардов: «Дай прожить эту жизнь, как касание рук, и не встретиться больше за тем окончательным краем…» Я не ищу с ним встречи. Мне достаточно знать, что он где-то в Атхарте. Ему пока не до меня. Я представляю, что он встретился с Эдгаром По, или с Бодлером, или с Франциском Ассизским… Ему на тысячу лет хватит тем для разговоров. А потом он отыщет меня…

Гиппиус замолчала, поправляя выбившиеся из-под котелка волосы. Где-то на дереве однообразно вскрикивала птица. Моя собеседница улыбнулась:

– Простите, Егор. Наверное, я стала старой. Я увлеклась воспоминаниями, которые никому не интересны, кроме меня. Разумеется, я не для этого вырвала вас из объятий любимой женщины. У меня стряслось несчастье. Имя ему – Алан Нэй.

Много позже я не раз удивлялся тому легкомыслию, с которым отнесся к словам Гиппиус. Я даже был разочарован: ожидал какой-то страшной тайны, из-за которой экстравагантная поэтесса проделала такой путь в беличьем обличье. А тут…