Фартовые - читать онлайн книгу. Автор: Эльмира Нетесова cтр.№ 28

Зэки никогда не затаптывали недокуренные папиросы. Пригасив их, аккуратно оставляли в укромном месте, чтоб потом, при нехватке, докурить. Эта привычка сохранялась на долгие годы и на воле. Лишь те, кто никогда не был в изоляции, не знают, как дорого ценится в неволе курево…

Имей фартовый и сотни тысяч, он никогда не растопчет, не отшвырнет, не выкинет бычок. Пригасив — спрячет в пачку. Запас карман не точит.

Мундштук папиросы не был обкусай, обслюнявлен. Не осталось на нем следа от зубов. Спокойно курил фартовый, словно на прогулку вышел, а не на дело.

Но главари «малин» никогда не бывали «зайцами». Это Берендей знал доподлинно.

Конечно, зная, что менты обшмонают все подвалы, чердаки и помойки, мокрушники заранее обзавелись надежной хатой. Но где?

На Сезонке у Дамочки они не появятся. Тот каждого охтинца в мурло знает. Новичков сразу бы заприметил и заложил бы Привидению либо мне. На Фебралигке, Дамире и в Черемушках их тоже нет. В центре — вовсе не рискнут. Там мусоров полно. Значит, на окраинах: около нефтепромысла, либо у кирпичного завода. Все остальное уже проверено. «Ну что ж, другого выхода у них нет… У меня — тоже», — подумал Берендей.

Он забыл, когда ел в последний раз. Кончались деньги у «малины». Таял общак. Потому пришлось, оставив себе двоих кентов, остальных, вслед за уже уехавшими, отпустить в Южный. Там они и без него прокормятся. А Берендей должен свое сделать. Может, опять в зону придется идти. Кто знает?..

Местные фартовые помогали, как могли. Но гастролеры оказались хитрее, чем думалось. Затянулось время. Теперь, когда они снова высветились, и смыться им не дают легавые, надо торопиться.

«Вот ведь смех, впервой, того не зная, менты мне помогают. И я, и они одних и тех же ищем!» — улыбался Берендей своим мыслям.

Вблизи промысла живут либо пенсионеры, либо алкаши. Они друг о друге все доподлинно знают. «Возьму завтра пару бутылок вина да схожу к ним. Там и выведаю подробности», — решил фартовый.

— И куда это ты навострился? — возник внезапно на пути Привидение. — Я было смекнул, что смылся ты уже со своими восвояси.

— Да вот рассматриваю твою Оху.

— И много увидел?

— Знаешь, немало. Почти везде побывал. И уж теперь знаю, на чей след напал я.

— Ну тогда пошли ко мне, поговорим, — предложил Привидение и повел Берендея тихой, безлюдной улицей.

Разговорились они еще по пути. Берендей рассказал Привидению о гараже и смотровой яме в нем, о ловком трюке с «зайцем».

— Я уже не сомневаюсь что сейчас у тебя на гастролях Удав. Правда, слышал, будто в Александровской тюрьме он окочурился. Да, видать, натемнил кто-то. Этот сам по себе не сдохнет. Я его знаю, — вздохнул Берендей.

— А что за фрайер он? В законе иль как?

— Таких в «малины» не хотят брать. Он не вор. Не фартовый.

— Пидор, что ль? — усмехнулся Привидение мрачно.

— И таким он не нужен. К фартовым он примазался в Одессе сразу после войны. К «Черной кошке» пристал. В той «малине» перед тем душегубов лягавые замели. И Удав один троих заменил. Ну а как-то по кайфу проболтался, что его по всей Украине ищут. Он, падла, полицаем был. Может, слыхал, чего про Бабий Яр? Так вот там он, гад, не мелочью был. Баб да детей своими руками гробил и еще молодых натаскивал, как это

делать. Чтоб одна — сразу кончилась, а другая — в муках. Не всех под «маслину» ставил. Кровь любил пускать. Ему и бабы не надо, дай прикончить кого-нибудь. А уж способов тому знает немало.

— А почему своих убивал?

— Таким зародился. До немцев — руки коротки. Те его бы враз пришили. Да и просто убивать — не мог. Всегда с измывательством. Ну а фашистам какая разница? Знали, что из его рук никто живым не выйдет. На его работу глядючи, даже они вздрагивали. Так вот, когда он это растрепал, фартовые и смекнули: мол, на хрена им такой фрайер? Одно дело — украсть. Тут уж дело клевое. Но когда, кроме мусоров, на хвост фартовым чекисты сядут — хана блатной жизни придет.

— Отшили они его?

— Подставили вместо своего кента в одном деле. Он и засыпался. Удав тогда червонец схлопотал. Не прознало следствие

о его прошлом. Увезли в Сибирь. А он — фрайер тертый. Швыркнул пером охрану — и в бега. Через год — новый суд. Опять — тюряга. У него раз семь ксивы менялись. Он их у жмуров брал. Менял кликухи. Я с ним виделся. В зоне. Узнал по метке. У него татуировка есть на пузе — свастика. О том от «Черной кошки» знал.

— Туфта это! Я со свастиками ни одного видел, — оборвал Привидение.

— Но они не были полицаями!

— А у тебя в «малине» все чистенькие? Мокрушников не держишь? — прищурился Привидение.

— Всяких имею. И душегубов. Но не полицаев. Они, суки, закона нашего не держат. Как этот гад. Ему чуть что поперек — своего фартового пришьет. Такие всюду верх норовят взять. И в зоне, и в «малине». Ну да и это хрен бы с ним. Так ведь — беспределыцики все, как один! Я вор. Но не полицай. К властям претензий не имею. Сгорел на деле — вали в лагерь. Без обид. Неспроста пять «малин» этого Удава отшили от себя. Много знает падла, во многом разбирается. Но живет так, как будто все еще с народом воюет. Даже где можно обойтись в деле без жмура, он не упустит свой кайф. Живодер проклятый!

— Эх, мне бы такого фрайера! — вздохнул Привидение.

Берендей встал. Зло оглядел главаря и спросил:

— Ты в войну где был?

— В зоне.

— То-то и оно! А я — на оккупированной. В партизанах. В Белоруссии. Понял? Так мне эти полицаи не одну метку на шкуре и душе оставили. Выловил я одного после войны. Ну и грохнул. Сам. Своими руками. За то и попал в лагерь, чтоб не

горячился, а по закону все делал. Срок, правда, небольшой. Но обидно было. Вот и прикололся к фартовым. А там пошло- поехало… Так и не вернулся домой. Чтоб еще на какую паскуду не нарваться. Ну, этого встречу — ожмурю за милую душу. Я ему и трибунал, и воровская сходка… В одном лице.

, — Не кипятись, кент, вместе мы это устроим. Понимаю тебя. Мы, воры, что ни говори, нужны людям. Для их же здоровья. Не даем жиреть. Чуть кто начал салом обрастать, мы и тряхнем, чтоб вес скинул, жир стряхнул. Ну, поплачет, да деваться некуда. Больше вкалывать будет, чтоб опять кубышку наполнить. Так и денег больше в обращении. Не даем мы им в сундуках оседать.

— Да что там молотить? Я у себя в Южном кого трясу? Жулье, деляг всяких, спекулянтов, барыг, миллионщиков подпольных, какие анашой промышляют. Таких, кто грабит и люд, и страну. А потом казне через кабаки возвращаю, — философствовал Берендей.

— Так все мы эдак, в основном, — поддержал Привидение.

— Мне то досадно, что я в свои семнадцать лет первую «маслину» получил от полицая, когда в партизанах был. Ведь не от немцев. И этот, падла, такой же. Ему и деньги не столь важны, как это свое — зверье справить. Почуять себя хозяином душ человечьих. Стоит, мол, пожелать и выпущу наружу с воем, — бледнел Берендей. И добавил — Я его, суку, покуда не изловлю, домой не ворочусь. Нельзя мне его живым оставлять. Не могу, чтоб рядом, по моей земле, паскуда ползала.