Подкидыш - читать онлайн книгу. Автор: Эльмира Нетесова cтр.№ 98

Голодные, уставшие, они еле добрались до Тбилиси. И, проспав в гостинице сутки, решили, наскоро разгрузившись, тронуться в обратный путь. Обоих покоробила грязь на улицах города, не убиравшихся давным-давно. Грязные дома давно не видели ремонта, забыли, какими они были в самом начале. Грязные стекла в окнах, грязные машины на улицах. Убожество во всем. И люди крикливые, назойливые, ленивые, вороватые.

— А брехуны! — качал головою Женька, добавляя: — Царь был не промах! Уж если хотел наказать человека, ссылал на Кавказ. Он и поныне остался ссылкой! Кто же согласится здесь жить добровольно? Только под угрозой расстрела и не иначе!

Николай, покинув Кавказ, дал себе слово, что не только сам, а всем водителям расскажет, чтоб никто, ни за какие деньги, не соглашался ехать туда.

— Мы с Гришкой бывали здесь раньше. Тоже взвыли. И голодали. Думал, что изменилась свободная Грузия. Да хрен там! Стала нищей! Недаром хозяйка, у которой мы в деревне жили, сказала откровенно: «Русский всегда был нашим старшим братом. Все давал. Сахар и муку, масло и крупу. Свет и газ. А теперь почему не дает? Ведь мы сами ничего не имеем. А русские теперь ничего на дают. Только продают за деньги! Разве можно с младшим братом так поступать?»

Женька заматерился. И добравшись до Ставрополья, съел в первой же столовой три тарелки борща, удивив повариху так, что и она решилась попробовать свою стряпню.

— Это откуда вы, хлопцы? — удивилась несказанно.

— С Кавказа! Домой возвращаемся! — ел Женька хлеб, чуть не плача от радости.

— Тогда понятно, горемыки вы наши! — положила полные тарелки пельменей и, залив их сметаной, едва не забыла о расчете.

Помнился и Ростов, где жуликоватые гаишники на каждом метре тормозили фуру, вымогая у Женьки деньги.

Помня подмоченную репутацию этого города, Евгений даже на заправку не заезжал, чтобы избежать непредвиденных осложнений. Колька на ходу купил в ларьке хлеба. На том и уехали, чтобы не застрять здесь ненароком.

Понравилось обоим в Белоруссии. Чистые улицы городов. Ни одной грязной машины даже на трассе. Простой, работящий люд. Радушные, улыбчивые женщины в гостиницах и на заправочных. За всю недели!» не услышали ни одного грубого слова. Но в последний день столкнулись с уборщицей в номере. Старая женщина уже со всем справилась и решила немного отдохнуть. Присела. Вот тут-то и пришли Женька с Колькой:

— Устала, мать?

— Да, немного. Спина сдала. Вы уж извините. Я пойду! — хотела встать, но не смогла. Боль осадила. Не пустила старую.

— Отдохни, мать! Выпей таблетку. Сам ими пользуюсь от радикулита. Тоже случается, прихватывает в дороге, — решил помочь Женька и дал воды запить таблетку.

— Одна живешь? Что ж в таком возрасте работать приходится?

— Есть сыны. Трое их у меня. Да только что делать? Не могут прокормить. Тяжко всем. Дети у каждого. Их растить надо, чтоб не голодали. Я уж как-нибудь сама перебедую. Нынче на пенсию не прожить, Вот и пошла работать. Спасибо, что взяли меня сюда. Иначе сдохла б…

— Трое одну прокормить не могут? — изумился Николай.

— А что поделаешь? Ты глянь теперь на цены и наши доходы! Я раньше себе на смерть откладывала. Но и те внукам отдать пришлось. Иначе на обувку для школы не было. Босиком отпускать совестно. Вот и нынче собираю для них. Понемногу. С каждой пенсии и зарплаты, — шамкала беззубым ртом. — Я ж всю жизнь в колхозе работала. Какая у нас пенсия? Слезы единые. Вот и ушла. И дети в городе. Неможно нынче в деревне жить. Погибель там. Чернобыль прогнал всех. И голодуха. А в городе не легше. Молодым трудно прокормиться. Старикам вовсе невмоготу! Уж хоть бы скорей Бог прибрал к себе! — подвязала платок на узелочек, извиняясь, ушла из номера.

— Одна мать на троих! И не берегут! Не дорожат! Им трудно. А эта бабка в войну их вырастила. Не потеряла, не заморила голодом! Выучила! Теперь им не до нее. Отпала нужда в ней! Но растут свои дети! Эти все им вспомнят, взрослея, в свое время, — бурчал Женька, потерявший мать в малолетстве.

Николай знал, тот рос сиротой и всегда завидовал тем, у кого были живые родители.

— Слушай, Колька! А ведь мы вернемся в Москву через Смоленск! Мимо будем проезжать! Хочешь навестить Варвару? Небольшой крюк. Что нам стоит? Отблагодарить человека надо! — предложил Женька.

И Николай, согласившись, стал подсчитывать, сколько месяцев прошло с того дня, как он ушел от Вари. Получилось много. Почти полтора года.

— Может, письма тебя ждут. От твоих, из Америки! — напомнил Женька.

— Да брось ты! Кому я нужен? — отмахнулся Николай, не поверив в предположение.

— А что? Чем ты хуже других? Не бухаешь! По бабам не бегаешь! Вон Макарыч, гля! Кобель отпетый! А какую бабу сыскал себе! И не просто бабу! Она уже сына родила! Во, ушлая!

— Макарыча есть за что любить! Он не умеет хлюпать, болеть! Всегда мужиком жил.

— Послушай, Николай! Я Макарыча знаю не меньше, чем ты! Не первый год. Во всяких ситуациях его видел. Ты не совсем прав. И его доставала жизнь за самую печенку. Когда не до смеха было, — закурил Женька и продолжил: — В Иваново мы с ним поехали. За товаром. Тогда он только начинал разворачиваться. Ну и кончался соляр. Срочно понадобилась заправка. Вокруг одни деревни. Солярки на один бздех. Остановились, чтоб у кого-то стрельнуть горючки. Макарыч сам вышел. И вдруг слышит, в кустах ребенок плачет. Подошел. Глядь, девчонка лет семи. Дочерна избитая. Полуголая, босая, свернулась в клубок и воет в голос. Дрожит собачонкой. Оно и понятно. Конец октября. А на ней, кроме резинки от трусишек, нет ни хрена. Поднял ее с земли, спросил, чья она и откуда. Та ответила, что уже ничья. Отец из дома прогнал взашей. Обещал, если она воротится, бомжам за бутылку отдать. Но и те отказались. Вот и посуди сам, что делать? Гибнет дитя ни за что! Макарыч велел показать отца. Девчонка воем зашлась и говорит: «Дяденька! Давайте я на дорогу лягу, а вы по мне проедете. Никто вас за меня ругать не станет. Искать не будут. И я вам спасибо скажу. Чем каждый день так помирать, лучше сразу. А к папке не надо. Ему и без меня плохо. Я за него на небе Боженьке помолюсь, чтоб помог».

Макарычу аж не по себе стало. Кой смех, зубами заскрипел. Девку на руки. Велел отца указать. Пришли. А он бухой! Лыка не вяжет. Ужрался до свинячьего визга. Весь в блевотине. В комнатухе хуже, чем в свинарнике.

Ну Макарыч и спросил:

«Где жена твоя? Мать дочери?»

Мужик глаза вылупил, сообразить не мог, чего от него хотят? Макарыча зло разобрало. Тряхнул мудака. Тот врубился, ответил, что жена померла три года назад. Пока она жила, все было кайфово. Он раб о тал. А померла, ни до чего и ему. Запил. С работы выперли. Жрать стало не на что самому. Выпить иногда дают бомжи, когда приходят к нему погреться или с бабой переспать.

«Ты, падла, дочь живьем урываешь! За что? Сам откинься, она жить должна!» — врубил ему Макарыч.