Пасынки фортуны - читать онлайн книгу. Автор: Эльмира Нетесова cтр.№ 26

— Я тут кое-что привезла из дома. Как ни говори, домашнее всегда лучше. Ведь верно, Кузьма? — несмело подошла к табуретке возле койки. Открыв сумку, стала вытаскивать из нее свертки, банки. Загрузила всю тумбочку. И только потом, спохватившись, спросила:

— Как чувствуешь себя?

Кузьма отмахнулся, дав знать, что все у него в порядке.

— А у Сашки из-за тебя неприятности были большие. Сказали, что обвал случился по вине бригады и самого бригадира. Не досмотрели. Выбрали пласт снизу. А верхний от тяжести собственной рухнул. Бригада неделю простояла. Пока отремонтировали электросеть, транспортер, расчистили обвальную породу — выработки не было. Мало в тот месяц получили. Пришлось и Тараса вернуть. Теперь все наладилось. Как и раньше работают.

— Это хорошо, — вставил Кузьма.

— Что хорошего? Целый месяц Сашку таскали, зачем тебя на прииск взял? Все нервы измотали. Придирались ко всему. И к технике безопасности, и к твоей биографии, к вашим личным отношениям. Даже спрашивали, почему ты не в общежитии, а в нашем доме проживал без прописки. Короче, натерпелись мы вдоволь, — выдохнула Валентина. И, прищурившись, спросила: — Куда после больницы пойдешь?

— Земля большая. Места хватит. Приткнусь где-нибудь, — ответил Огрызок.

— Вот и молодец. Правильно! Я тебе твои вещи привезла, расчет, чтоб не мотаться впустую. Время всем дорого! И тебе! Тут вот письмо от Сашки. Будет время — прочтешь! — она не спешила отдавать заклеенный конверт: — Ты меня правильно пойми. Сашка еще непрочно на ногах стоит. Самому нередко помогаю. Чуть не туда — сорвется. А этого нельзя. Ошибаться поздно. Не просто судьбой, жизнью может поплатиться. А мне бы этого не хотелось. Вот и держу его изо всех сил. Порою тоже нервы сдают, устаю. Но виду не показываю. Держусь. А легко мне, бабе? Ты — умный, добрый, поймешь и не осудишь. Семья не должна жить одним днем и в постоянном страхе. А я все время боялась, чтоб не увел ты от меня Сашку. Навсегда. В прошлое, — призналась женщина тихо.

«В прошлое, как в рожденье — возврата не бывает. От него, как на сдачу медяками, память. От нее — не оторвешь и ты, сколько ни держи. А в ней и я жить останусь. Тебе — страхом. Ему — укором. Дважды я поверил в него. И лажанулся оба раза. Не на ту карту ставку делал. Но ход не вернуть. Не денег жаль. Их можно нажить. А вот годы… Их не повернешь. Особо, когда веры нет. И никого рядом. Снова один. Как в той пурге. А может это к лучшему. Ведь гнилая клюка не опора, видимость. Потому жалеть не о чем. Большее потеряно. И в том я сам виноват», — подумал Огрызок.

— Не обижайся на Сашку, Кузьма. Он очень переживает. Но чем поможет?

— Не нужно грева. Я сам, как всегда. А он пусть не дергается. Жизнь, она, как общак. Хороша, пока не делится. На ходки. Пусть всегда вольным дышит. И забудет все. Передай ему, я забыл… Все. Пусть спит спокойно.

— Кузьма, ты не представляешь, сколько он пережил, когда случился тот обвал… Сашка сюда — в больницу по десятку раз на день звонил. О тебе узнавал. И сегодня сам хотел приехать. Но приболел. Простыл. В баню я его с утра отправила. Завтра — снова на работу. Трудно ему. За все три года ни одного дня в отпуске. Устал. А тут еще этот обвал… У всех такое случается. Но Сашку измучили. С бригадиров снять хотели. Но он же, ты знаешь, не смог бы в работе подчиняться кому-то. А значит, пришлось бы уходить. Но куда? Хорошо, что утряслось.

Огрызок слушал и не слышал бабу.

«Теперь ну их всех! Прокантуюсь без фраеров! Не нужен мне их положняк. Сорвусь на материк. И падла буду, если хоть раз дам дышать отколовшемуся! И башли свои, и положняк, уж хрен, не стану отдавать в общак. Сыт по горло. В «малине» бухтели — все башли в общак. Нет доли у пацанов. О! Если бы тогда я знал, что ждет!» — снова подумал Огрызок.

Он даже не заметил, не увидел, как ушла Валентина. Он не простился с нею, простив ей и Чубчику, не сказал спасибо за короткую передышку, за тепло у их семейного очага…

Она ушла… Лишь свертки на тумбочке напоминали о ее посещении, да письмо Чубчика, которое женщина положила сверху. Сегодня Огрызку не захотелось читать его. Он смотрел в потолок, стараясь отвлечься от невёселых мыслей. Он понимал, что снова стал лишним, чужим и ненужным, что у чужого очага тепло не греет…

«Да дьявол с ними! Ну чем он мне обязан? Чего я к нему прилепился? Ведь вот сама судьба оторвала от него — обвалом. Значит, пора завязывать. Не туда попер. Менять «малину» — самое время пришло. А то, вишь, заделался в честняги-работяги. Ну, а фортуна по калгану огрела. За дурь! Со всех сторон разом. Но ей-богу! Обвал

легче пережить, чем эту пакость, какую Чубчик подложил. Сам не возник. Бабу прислал, препадлина! Прикрылся юбкой! Эх ты! Сучий хвост! Чтоб тебе всю жизнь из параши хавать!» — пожелал Огрызок Чубчику.

— И кто эта лягавая тебе приходится? — внезапно спросил одессит.

— Никто. Никем. Да и в гробу я их всех видел! — ответил Огрызок зло.

— Никто? А жратвы на целую «малину» приволокла! Это за какие крендели?

— За то, что при мужике ее оставил. Не разлучил их. Она и довольна до усеру. Она, пусть и мусориха, но сначала — баба! И без мужика, как общак без рыжухи, дышать не сможет! — нашелся Огрызок.

— Ас чего лягавая прощенья у тебя просила, иль лажанулась? — прищурился стопорило.

— Не она. За мужика пришлось ей…

— Она у вас за бандершу иль за шмару? — подсел одессит.

— Что я свой хрен на помойке поднял, чтоб с лягавой мазаться? Покуда себя за паскуду не держу! — фыркнул Кузьма.

— А за что ходку тянул?

Огрызок ответил — назвал статью, срок. Рассказал о незадачливых побегах.

Старатель слушал, выпучив глаза. А стопорило улыбался:

— Слушай, Кузьма! А куда теперь ты собираешься приклеиться?

— Да черт меня знает! Если катушки в норме, к своим похиляю. Коль не пофартит с ними, надо прилепиться к тихушникам.

— Вот гнида. Иль не знаешь, что тихушники — братья черта? И дышат по ходкам чаще других? Я имел с одним дело. У нас в Одессе народ веселый. Потому жмурятся реже, чем в других местах. Ну и отходят кайфово. Вот и Пачка, похоже, на тот свет отправился по бухой. Со шмары его сняли. Она,

дура, думала, что он уснул, а кент — копыта откинул! Как файный мужик, на бляди! Ну, не будем лажать девочку. Ее вскоре утешили, успокоили. А Пачку, как и полагалось, хоронили с почестями! Всеми, какие полагались. И поместили его в центре кладбища. Чтоб городским жмурам скучно не было. Пачка и на том свете в паханах остался, — рассказывал стопорило.

— С чего ты взял, что жмур в буграх у покойных фраеров? — не поверил Огрызок.

— А ты не суй свой шнобель в парашу, пока тебя за шиворот не взяли, — оборвал Кузьму стопорило и продолжил рассказ.

— Ну, пришел сороковой день и решили помянуть пахана фартовые Одессы. Бухнули. И на кладбище прихиляли. Я тоже Пачку знал. Уважал его. Пропустил стопарь, чтоб на том свете имел он баб по десятку на день. И хмельного! Столько, сколько воды в нашем море! Чтобы тряс на том свете жмуров, не боясь лягавых и ходок! Чтоб черти завидовали его навару! И вдруг приметил, что земля на могиле его после похорон перекапывалась. Указал фартовым. Те сявок свистнули. Подняли Пачку. А он — голый, как падла, будто его только со шмары сняли. Помешали кайф поймать. Стали барахло искать. Может, под голову в спешке притырил? Но ни барахла, ни шмары. Даже зубы золотые сняли у него. Будто в уплату за развлеченье. Кенты тогда долго смеялись, что пахан не теряется. И решили найти ту блядешку, какая зубы Пачки понесла менять на водяру. Ну я и надыбал паскуду. Он ювелиру их отдал в работу. Накрыл я его враз, — умолк одессит.