Месть фортуны. Фартовая любовь - читать онлайн книгу. Автор: Эльмира Нетесова cтр.№ 78

— То была витрина! А мы из вагона отбили у охраны. То, что для выставки в музей везли!

— Для выставки! Так ты ботала? — рассмеялся Король.

— Уж не хочешь ли вякнуть, что и мы дешевку слямзили? — насмешливо скривила губы Задрыга.

— Во всяком случае — не оригинал! Это верняк! Подлинник, клянусь волей, канает в Гохране. Ты о том пока не знаешь. Там все ценное — в хранилищах лежит. Его не достать даже всем малинам. А точные копии развозят по музеям и выставкам. По принципу — уведут, так дешевку.

— Тогда зачем чекисты на нас охотились?

— Копии, хоть и не оригинал, но кое-что тоже стоят. Их можно

вывезти за рубеж на экспозицию и там сорвать башли за показ. Даже туда оригинал не возят.

— Ты что? Офонарел? Выходит, по-твоему, мы не смогли отличить рыжуху от лажи?

— Может, из рыжухи. Но самой низкопробной! Из той, в какой примесей больше, чем во мне дерьма!

— Болван ты, Остап! Да кто бы дал в вагон охрану для дешевки?

— Охраняли посуду. Сервизы столовые и чайные. Они были подлинными. А вы взяли подделку.

— Темнишь! Пахан рыжуху нюхом чует! — не верила Задрыга.

— Тогда, смотри, не кидайся на меня! — достал из рюкзака две ложки из посуды, какую прятала малина в подземке. Капка сразу узнала их.

— Нет! Ты ботни мне, в руках до этого дня держала их?

— Конечно!

— Возьми! Ну, что мне ботнешь?

— Ас чего они посветлели как-то?

— Прошли химобработку, как все подделки. Червонное золото не имеет яркого блеска. Оно красноватое и тусклое. Тяжелое. И мягкое. Надави зубом — след останется. А на этой ложке — зубы оставишь, а не след. Вы не пробовали, боясь испортить вид. Поверили на слово. Убедились, что сильная охрана. Они, мол, гавно не станут стеречь. И не заподозрили, что все то время у вас в общаке лежала медь! Смотри и убеждайся. И не переживай из-за гавна! Оно ни одной твоей слезы не стоит. Я этим отболел. Теперь, прежде чем спереть, на зуб пробую все. Хоть и годы прошли, ошибка помнится.

— Ты пахану об этом говорил?

— Конечно! И ложки показывал! Но если тебе она по кайфу, клянусь волей, сопру ее, хоть и подделку. Чтоб не переживала и не плакала!

— А как же пахан! Почему мне не сказал ни слова?

— Расстраивать не хотел, а может, подходящего момента не выбрал. Чтоб тебя не обругать за кентов, погибших за лажу и тебе в урок на будущее. А тут еще одно! Ты это сокровищем считала. Основным общаком? А там — пустое место было! Шмарий бздех! Так-то вот! Ты настоящую рыжуху не проморгай! — постучал себя кулаком в грудь.

Капка рассмеялась легко и звонко. От души отлегла большая тяжесть…

Задрыге не хотелось выходить в город после случившегося ночью. Все тело болело после встречи со шпаной. Синяки покрыли пятнами руки и ноги, даже на животе и спине виднелись следы ударов.

Капка лечила саму себя и Короля. У того уже исчез фингал на лице, стянулись раны и порезы. Остап даже смеяться начал, рассказывая Капке, как фартовал по молодости.

— Я всем тонкостям воровства на ходу учился. В делах. Конечно, кенты тоже подсказывали, чтоб их ненароком не засыпал. Оно, по неопытности, чаще всего горят фартовые. Либо на жадности. Это самое хреновое, на чем влипают и тертые, бывалые законники, — говорил Король, меряя хазу неспешными шагами, время от времени выглядывая в окно, смотрел, не появится ли во дворе малина.

На душе Остапа было тревожно. Он старался скрыть беспокойство и отвлекал себя и Капку обычными воспоминаниями, следил, насколько внимательно слушает его девчонка.

— А ты на жадности горел?

— Были проколы! Особо вначале! Когда впервые увидел кучу деньжищ. Первый навар с первого дела. Я столько башлей сразу еще не видел. Целая гора! Моим старикам десяток жизней жить, и то столько бы не получили. Я и офонарел враз! Дрожь по всему телу пошла. По спине пот. Голова загудела. Клешни — сами сцепились в кулаки. Оглядел кентов и подумал, как бы их от навара пораскидать шустрей? Пахан, видать, допер, прочел мои мысли черные. И вякнул:

— Этот навар делить не станем! Заложим в общак. Ну, а чтоб никому не было обидно, все сегодня в кабак сваливаем, бухнем ночку. И снова в дело!

— Только с третьего захода отвалил он мне долю. Больше других. Ну тут я и оплошал. Мне всего казалось мало. И прежде всего — хамовки! Я ж с ходки выскочил. Жрать все время хотелось, как барбосу. Задумал не как кенты — в кабаке нажраться, а по-домашнему похавать — сметаны, сала, борща. И возник в столовку. Там — хоть купайся в борщах. А я сколько лет на баланде морился! Подвалил к раздаче, набрал себе полный стол. Одного борща со сметаной — пять порций! Сижу умолачиваю. Вижу, повара на меня глядят и шепчутся меж собой. Ну да мне до них нет дела. Я этот борщ салом заедаю, какое с выкладки взял. Все схавал из столовки. Пришел на хазу. Слышу, этим вечером кенты в дело хиляют. И меня предупредили, чтобы никуда не смылся, — улыбнулся Король.

— Я и не думал линять. Лег покемарить, слышу, в животе взвыло. Пучить стало. А дело — к вечеру. Через час хилять с кентами. Ну, со мной оказий не было. Думал, обойдется. Требуха меня с детства ни разу не подвела. И отвалил вместе с малиной. Банк в тот день мы брали. Все было сносно, пока к месту не прихиляли. Там, чую, невмоготу, живот прихватило так, что шары на лоб полезли. Тыква гудит, тошнота адская подкатила. Ну, как кентам про такое вякнешь? Молчу. Сам думаю, скорее бы с этим делом развязаться, пока не лопнул…

Задрыга звонко рассмеялась:

— Бедный Король! Попух на сметане с салом!

— Мне не до смеху было. Там мы залезли на крышу пятиэтажки, что рядом с банком. И по одной доске надо было перескочить на крышу банка. Я чуть не свалился. Как раз на середине, ну прямо приступ одолел. Кое-как заполз на крышу, оттуда — в подвал. Но тихо, чтобы собаки и сторожа не услышали. Уж и не помню, как в подвал возник, как башли брали. В шарах от боли все черно. Кенты забрали бабки — и ходу. Я должен был все закрыть, как было. Чтоб чин-чинарем. Слышу, фартовые уже с крыши на крышу перескочили, а меня — возле двери в штопор свело. Стою, ни ногой, ни рукой двинуть не могу. Дышать стало нечем. А линять нужно шустро.

— Ты бы бегом! — рассмеялась Капка.

— Так вот только я дверь оставил, сделал шаг, овчарки услышали, как у меня в животе гудит, и целой сворой ко мне кинулись. Я, едва увидев их, себя не помня, рванул наверх, к крыше. Чую — по ногам тепло пошло. Из туфлей — тоже. Бегу, чувствую, как хлещет из меня. Но ничего сделать не могу. Выскочил на крышу, пробегаю по доске, внизу два сторожа с оружием. Целятся в меня. Я без прицела их полил. Слышу, оба заорали матом. Иль от неожиданности, или со зла. Собаки отстали. Они, вишь ли ты, по весне уважают дерьмом человечьим харчиться. Свой кайф в нем находят. Выходит, я сам того не ведая, потрафил им. И они не стали нагонять. Лестницу вылизывали. А я тем временем смылся. По крышам. В темноте сторожа меня посеяли. Возник на хазу, кенты уже навар делят. Думали, что я попух. Долго хохотали, когда узнали, какой со мной прокол приключился. С тех пор на жратву не набрасываюсь, как тогда. Не знал я, что в ходке пузо привыкло к баланде, и на хорошую хамовку его заклинило! Ни в чем нельзя жадничать. И на жратву — меру помнить, и на положняк. Пузо одно. Его на год вперед не напихаешь. По себе убедился. Даже добрая хамовка — с перебору — может бедой стать. Это я в тот день усек. А кенты надо мной годами потешались. И все спрашивали перед делом, чем я требуху напихал? Но, как бы ни смеялись, чему-то научились с того случая, — посерьезнел Король.