Ее величество Тайга. Рысь Кузя - читать онлайн книгу. Автор: Эльмира Нетесова cтр.№ 9

и сойки, синички. Да и муравьи — серьезные козявки. Лес исправно чистят. Только их вовремя расселять надо. Они псе и помогли, — отвечал Никодим.

— А почему же соседям-лесникам не подсказал?

— Говорил. Как же! Да только если по-моему — хлопот много. Вот и предпочли дуст. Кому что. Силком не навязывал.

Лишь по осени правота Никодима подтвердилась. Сбежали звери с соседних участков. И пушные. Много живности погибло. Немало пришлось поработать лесникам, чтобы оживить тайгу снова. В тот год вместо обещанного наказания получил Никодим за сохранность участка награду — пегую кобылу. И первый в лесничестве делал обходы не на своих двоих, а верхом, в седле. Ох и завидовали ему лесники!

А на другой год у самого в тайге беда случилась. Повальная чума пушного зверя косить стала. Напереживался Никодим, пока причину выяснил. Оказалось, что на его участке великое множество куропаток прижилось, сбежавших с соседних, протравленных дустом. От скученности болезнь вспыхнула. Лисы, поедавшие чумных куропаток, тоже заболели. Потом и горностаи, и соболи, куницы и норки. Пришлось отстрел куропаток сделать. Убитых сжигал. Оставил лишь молодых куропаток. Сильных, которых болезнь не коснулась. Потом и пушняк проверил, очистил от больных. Переманил в свежие норы, где зараженность была исключена.

Соседи-лесники долго присматривались к нему. Сами они в тайге с незапамятных времен. А этот новичок — приезжий. Но странный. Не такой, как все. Сколько лет по соседству живет, а одиночество его не допекает! В гости не идет. К себе не зовет. Живет сам по себе. Случается, встретится на обходе с соседом-лесником, не забудет поздороваться. Но тут же своей дорогой проходит. Вез вопросов и разговоров. Без рассказов о себе. И стало это вызывать любопытство. Ведь только то и знали лесники о нем, что имеется у него партизанская медаль. Ее он на телогрейке носил в любую пору. И, видно, очень гордился ею. За что, когда ее получил, как жил, ничего не знали соседи. А хотелось. Тайга общением не щедра. И коль другие развлеченья отсутствуют, а Никодим в гости не идет, решили сами к нему наведаться. Может, и неплохой он человек.

И заявились. По одному. Знакомство-то состоялось, но разговор не клеился. Ничего никому не сказал о себе Акимыч. Бутылку на стол не поставил. Чаю предложил. А этого добра и у себя в избе у каждого хватает. Наведались по разу. Вторично никто не пришел. Нет смысла. Чего всухую время изводить? «Может, и хороший он человек, но жлоб», — решили соседи и охладели к нему.

Никодим ждал, что хоть кто-нибудь из них да переступит чайный барьер. Придет вторично.

И уж тогда бы встретил его, как друга. Но никто не прошел проверки.

С водкой я им, стало быть, нужен. Знакомство на чаю не согрело. Собутыльника искали, ан промахнулись. Знамо, не нужон я им. Чужак. Коль бутылку б выставил, нынче отбою от друзей не было б. Только и цена той дружбе — похмелье да

боль. Заболей — равно не изведали б. Так и на что они мне? Обойдусь. Без них — равно что с ними, — жаловался Никодим прижившемуся у него бурундуку.

Тот понятливо моргал глазенками. Свистел, словно по-своему, по-звериному соседей ругал. Сразу всех.

Нет, не из прихоти был Никодим недоверчивым к людям. Жизнь его таким сделала. Приучила проверять все и всех. А уж потом — доверяться. Не сразу он стал нелюдимым. Не вмиг компании предпочел одиночество.

А все — война. В ней всякое бывало. Кое-что крепко помнилось. Вот и привык он своей меркой мерить.

Никодим пощупал нахолодевшую на морозе медаль. И, молодо с пенька соскочив, побежал в зимовье. Там, содрав с плеч телогрейку, пошел изведать кобылу. Зорька ждала хозяина. Его не только по голосу, по шагам и запаху издалека узнавала. Вот и теперь обрадованно смотрела.

— Скучаешь? А я вот у геологов был. Полаялся с ними. Со всеми. Осиротили они нас с тобой, Зорюшка. За то не прощу я им. Тимофея нашего погубили. Нет его боле. Взорвался. На шурфе. Дружка не стало. Все по моему недогляду и их жестокости, — прижался Никодим лицом к лошадиной морде. Обнял ее за шею. Кобыла, учуяв от хозяина неприятный запах, отвернулась. — Не обессудь, выпил я с ними. За упокой Тимохи. Шампанского. Бокал. Ты не гребуй. Не думай плохо. Тебе единой все говорю. Более некому. А ты хоть и умная, да язык твой речи не имеет. Понимаешь, да сказать не можешь. А жаль. Вот бы мы с тобой поговорили, — досадовал Никодим. — Но я им Тимоху не прощу. Это точно. Чтоб впредь озорничать в тайге неповадно было. В город мы с тобой пойдем. К начальству. Все доложим. А начальство не дозволит, чтобы в тайге опасности были от взрывов этих.

Зорька удивленно на хозяина смотрела. Что-что, а зимой лесник никогда с ней не ездил. Берег. Сам, на лыжах управлялся. А теперь вот…

— Эх, Зоренька, ничего не поделать мне. До города далеко. На лыжах не добежишь. Придется и тебе поработать. За тайгу вступиться. Нам без нее не жить.

Кобыла теплыми губами коснулась руки Никодима.

— Ну спасибо, голубушка, за согласье твое! — Лесник гладил лошадь, та жевала сено. Душистое. И нимало не заботилась о предстоящем пути.

— Может, и не по-мужичьи так. Жаловаться. Да только ни словами, ни кулаками на базе той никого не проучишь. К тому ж их много. А нас? Ты да я да мы с тобой. Без властей здесь никак нельзя нынче. За самоуправство наказывают. Всех.

Помрачнел Никодим. Свое вспомнилось. В партизанах он был тогда. И однажды послали его за харчами в село. Все хорошо обошлось. Да только с чердака дома, где темноты он дожидался, увидел одного. С полицейской повязкой. Тот вошел в дом напротив. А вскоре оттуда старика вымел. Бил его кулачищами пудовыми и орал:

— Куда корову дел? Говори! К партизанам отпел?

Старик молчал. Лицо все вспухло, почернело. А полицай не отступал:

— Если к вечеру коровы не будет — пристрелю!

А вечером, узнав, где дом полицая, убил его Никодим. Ночью в отряд вернулся. Рассказал обо всем командиру. Тот срочно партизан собрал. Сказал, что нужно сменить место. А когда отряд перебазировался, узнали партизаны, что каратели за убитого полицая в селе многих расстреляли. Правда, на этот раз в лес не сунулись. Но слежку установили за выходами. Каждого жителя на особый примет взяли.

Ох и досталось тогда Никодиму за самовольство! Чего только не наслушался. Уж лучше бы… Упреки страшнее пуль были. С тех пор и запомнилось. Навсегда.

Кобыла тяжело вздыхала. Словно догадывалась, почему молчит хозяин. Ей за эти годы он всю жизнь свою рассказал. Без прикрас и утайки. Все она знала. И о партизанщине, и об этом случае. Ничего не скрывал от нее хозяин. Ничего не утаил.

Да и с кем было поделиться? Никого не осталось после войны у Никодима. Один кругом. Был у него когда-то друг. С детства вместе росли. Так и его война отняла. На первых же днях. А баба… Уж лучше не вспоминать. Но чем больше гонит он ее из памяти, тем чаще она является перед глазами. Прежней, молодой.

Еще до войны женился он. Свадьбу на все село справили. Громкую. Отец Никодима тогда еще жив был. На радости, что светлого дня дождался, плясал, как молодой. А потом внучат стал ждать. Да так и умер, не дождавшись. Не довелось Никодиму отцом стать. Может, оттого и не стало согласья с женой. В беде они друг друга винили. Вначале молча. Потом и ссоры вспыхнули. От них в доме похолодало. Никодим выпивать начал. А однажды, перебрав, поколотил жену.