Дуэль - читать онлайн книгу. Автор: Эльмира Нетесова cтр.№ 33

— А что? На «максим» буром не попрешь. «Маслину» влепит, не спросив званья. Нет шансов. Швах дело!

— Ворота во внутреннем дворе те же? — поинтересовался Леший.

— Перед ними ежик в два ряда. Под током.

— Ну и приморили, легавые козлы, чтоб им до смерти того ежа хавать, — разозлился Леший. И спросил: — А ты можешь пронюхать, кто в какой камере канает?

— Меня враз к ним сунут и не снимут до гроба. Там всякий чох на счету. О трепе не помышляй! Держат глухо. О том весь город знает, — развел руками Кроншпиль беспомощно.

— Ты там возникал?

— Иди ты на хрен! Мне моя башка покуда не помеха. Что слышал, то и ботаю…

Кроншпиль ушел, обложив пахана злой матерщиной. Но Леший не поверил ему. Уж очень громкой была облава, уж слишком много фартовых забрала милиция. Да так, что по всему городу, зонам, по всему Северу прокатился слух о провале «малины» Лешего.

Его милиция подогревала. Говорила об убитых ворах. О том, что взятых ими бандитов непременно ожидает «вышка». За погибших при поимке воров работников милиции ни один фартовый воли не увидит никогда.

Что и говорить, уголовный кодекс фартовые знали лучше собственной биографии. И понимали, за каждого убитого при облаве ответят они сполна.

Леший тоже помнил об этом. Потому ни днем, ни ночью не было ему покоя.

Он виделся с Филином на нефтепромысле. Узнавал, не вызывали ль его на допрос после того, как выпустили из тюрьмы? Спрашивал, не ремонтировал ли он водопровод или канализацию в изоляторе? Сантехник даже рассмеялся в лицо:

— У них, в обслуге, свои спецы на все руки. Да и не соглашусь. Нахлебался по горло, до рыготины, тюряги той. Глаза б ее не видели! — ответил резко. А на вопрос, почему его единственного выпустили, ответил: — Легавых твои пришили, когда меня уже скрутили. Я — первый засыпался. Утром, когда я дерево с мусорами спутать мог. В делах не был. Хоть и трясли, как липку. Геологи меня отмазали от вас, от тебя. Они на волю вытащили. Хотя я их не берег. А ты, паскудник, пропустил меня ни за хрен через каталажку. И вместо обещанной доли хрен на рыло положил. На халяву прокатился. Потому не возникай больше! Не то разводным ключом калган сверну! — свирепел, темнея лицом. И еле сдерживал сжатые кулаки.

От денег Филин отказался нынче. Сказав, что в горле они колом станут. Послал Лешего подальше. И велел никогда не попадаться на пути.

Когда законники решили сами навестить тюрьму, едва сбежали. С того дня о побеге для кентов никто слушать не хотел.

А Леший понимал каждого по-своему. Уж их ли он не знал…

Матроса век бы не взял в «малину» ни по какой погоде. На него стоит глянуть, враз понятно, чем дышит. Его рожи лютый зверь и по голодухе насмерть испугается. Но упросили за него, не просто слово замолвили. Мол, на время его прими, пока пахан в ходке. Выйдет, Матрос к нему слиняет. А теперь, нельзя ему без навара. Будешь давать положняк. Он удачлив…

Леший поверил. Взял губошлепого фартового. На время. Пока его пахан с дальняка нарисуется. А тот окочурился на Печоре, как последняя падла — в шизо. И остался Матрос у Лешего на годы…

Ни разу не подводил пахана. А теперь, чует Леший, подвох. Увозит Матроса на гастроль. Но знает, отколется тот от него, уйдет в другую «малину». К удачливому, молодому пахану, у какого фартовые редко в ходках канают. А если и попадают туда, то ненадолго. Умеет пахан своих из зоны достать. Знает пути и ходы. Не забывает грев подкинуть и положняк дает пожирнее и общак имеет наваристый. И сам в дела ходит.

О таких паханах в «малине» все уши прожужжали законники. И Матрос внимательней других слушает трепотню кентов. Не просто на ус мотает, а и подробности выпытывает. Неспроста. Либо слиняет, как потрох, либо… смерть Лешего чует раньше других… От этой догадки по спине пахана холодный пот побежал. Ладно, если своей смертью иль в деле пришьют кенты, коль из сил выбьется. Лишь бы не от руки легавого иль по приговору суда в расход пустили бы.

Пахан пытается унять внезапный озноб. С чего это он? «Ведь все спокойно, и на дороге не то легавые, кузнечики не возникают», — думает Леший, успокаивая себя.

А перед глазами снова — Бурьян.

— Перебрал он тогда иль всерьез ботал? — и вспоминается их последний разговор в тайге. Почти перед облавой.

Они остались вдвоем у костерка. Вокруг бутылки, закуска. Пей, ешь, сколько влезет. А Бурьян помрачнел. От шмар его отворотило. С чего бы? — не понял Леший и спросил:

— Ты что ломаешься? Чего харю скривил в старушечью транду? Что тебе не по кайфу?

— Надоело все! Опаскудело! Выставляемся, как целки на панели, мол, файней нас нет! А сами, как мыши, в тайгу линяли! Всех ссым. И фрайеров, и мусоров, и самих себя!

— Мы не дрейфим. Дышим на воле! А вот легавые, верняк, не суются сюда. Знают, чем для них тут пахнет. И ты хвост не поднимай! Чем тебе здесь хреново? Дышишь, файней некуда! Кайфа — залейся, хамовки — завал, шмары — на выбор, башлей, рыжухи — прорва! Кто так кантуется! Нам любой король позавидует! — возмущался Леший.

— Чему? Никто из нас открыто не может в городе возникнуть. Тут же накроют. Приморили легавые в тайге! Как зверье держат.

— А на что тебе Оха? Чего посеял в ней? С банка снимать навар рано. Точки тоже пустые. К зиме лишь туда подкинут. Тут и мы прихиляем.

— Спокойно жить хочу.

— В откол навострился? — насторожился Леший. В глазах огни вспыхнули, злые, непримиримые. Их Бурьян приметил. Осекся. — Своими клешнями размажу паскуду, пикни мне такое!

— Не в откол. Куда уж о том? Что я умею? Просто, жуть берет с чего-то. Страшно мне. Ровно, последние дни дышу и скоро оборвется все, — признался Бурьян.

Леший глянул на него, потеплел лицом, ответил, словно самому себе:

— То со всеми бывает. Перебрал, видать, вчера. Приморись пораньше с какой-нибудь шмарой — пожарче да помоложе, она с тебя плесень враз вышибет. И секи наперед, не жри на ночь ерша, не мешай спирт с шампанским. Это — северное сияние— в день хавается. Ночью — покою от него нет. Ни спать, ни со шмарой зажиматься не выгорит. Трясет, как на стреме, особо, когда кайф проходит. И калган трещит, ровно на нем вся «малина» бухала. В пасти — параша. На душе кошки гребутся. От того все. Хиляй к кентам, хлебни водяры. Она с тебя дурь враз вышибет. Выходит, успокоит.

— Неохота водяру хавать, — отмахнулся Бурьян. И, глянув на Лешего, спросил в упор:

— Неужели так вот до смерти канать будем? Без хазы, без покоя? И в старости?

— А что? Фрайером быть файнее? Дышать на медяки, копить на барахло. Пока собрал, блатари возникли, тряхнули начисто. И снова гол. Если дышать оставят. Бога благодари, что цел остался. И по новой вкалывай. А на кого? Это тебе по кайфу? Так фрайера дышат. И ты туда же? Экий ферт! С «малиной» ты до гроба. Засеки про то.

Зенки нынче с тебя не спущу за ботанье такое. И коль засеку подлянку, не кенты, не Матрос, сам ожмурю задрыгу! Тоже мне — законник! Еще и родственником называют эту парашу! Да я тебя, как мандавошку придушу, не приведись, скурвишься!