Анетт никак не могла вникнуть в суть проблемы, видно она упустила что-то с самого начала.
—Давай-ка разберемся, почему папа не разрешил вам идти в клуб?
— Ну как же, ведь Томас не может плавать! — нетерпеливо ответил мальчик.
— Почему это он не может?
— Потому что ему нельзя мочить гипс!
— Гипс? Какой еще гипс? — Все-таки материнский инстинкт ее не подвел!
—Ну тот, который у него на руке. Мам, скажи ему, чтобы он не жадничал!
— Что у Томаса с рукой?
— Спокойно, Анетт, — тихо сказала Кэролайн.
Лиа прошептала:
—Если бы случилось что-то серьезное, Жан-Поль позвонил бы.
Анетт глубоко вздохнула, пытаясь взять себя в руки, и повторила вопрос уже более спокойно. Но Нэт вдруг заговорил с кем-то другим, сначала сердито, потом как будтс оправдываясь, и через некоторое время трубку взяла Девон
—Этот Нэт бывает таким бестолковым! Он не должен был ничего тебе рассказывать. Не волнуйся, мама, у Томаса все в порядке, он всего лишь сломал руку.
— Всего лишь? — недоверчиво переспросила Анетт.
— Он катался на своем горном велосипеде по тропинке в роще за школой…
—Нашел где кататься! На этой тропинке можно шею свернуть! Он же знал, что там нельзя кататься на велосипеде!
«И Томас не катался бы, будь я дома. Я ведь чувствова ла, что мне нельзя уезжать! Я говорила Жан-Полю!»
— Томас знал, что там нельзя кататься, — заметила Дэвон. Анетт отметила, что ее дочь говорит спокойно и расудительно, как взрослая. — Так что он сам виноват, впредь будет умнее.
Анетт потерла лоб.
— Расскажи, как это произошло.
— Он упал с велосипеда и скатился кубарем с небольшой ухабистой горки. У него простой перелом, ничего катастрофического, никакой операции не потребовалось, только наложили гипс.
— Когда это случилось?
— Позавчера, перед ужином.
— И вы весь вечер провели в больнице. — Анетт стало ясно, почему она допоздна не могла дозвониться домой.
— Да, сначала Томас долго добирался до дома, — объяснила Девон, — а потом нам пришлось долго ждать в больнице, потому что папа хотел, чтобы Томасом занялся только доктор Олмстед и никто другой, а он с женой был на званом обеде. Томас хотел позвонить тебе из больницы, но папа не велел тебя беспокоить. Тебе повезло, мама, что ты не с нами, Томас стал такой противный.
— У него болит рука?
— Да, болит. И он думает, что раз он сломал руку, все должны его обслуживать.
— Какую руку он сломал?
— Правую. Он жалуется, что не может ничего делать. Но занятия в школе кончились, так что писать ему не нужно, а есть он вполне может и левой рукой. Ему, правда, нельзя купаться, пока гипс как следует не схватится, но это его проблемы. Сам виноват, не надо было кататься на велосипеде там, где не разрешается. — Следующие слова Девон адресовала брату: — Да, да, Томас, папа так и сказал. Ну и что, что ты был в шлеме? Как видишь, он тебе не помог.
— Девон, передай трубку Томасу.
— Я не виноват, мам. — Анетт услышала в трубке ломающийся голос двенадцатилетнего мальчишки, который уже представляет себя взрослым. — Кто-то бросил на дорожке пустые банки из-под пива, я пытался их объехать, вильнул и свалился. Не я же их там бросил.
— И на том спасибо! — заметила Анетт. Судя по всему, положение Томаса было не таким уж серьезным. Голос сына, звучал немного вызывающе, но не был похож на голос тяжелобольного. — Как твоя рука?
— Болит. Робби пошел взять напрокат видеокассеты…
— А я слышала, что видеомагнитофон сломался.
— Его только что починили. Николь готовит поп-корн, чтобы было как в кинотеатре, но Нэт уперся как баран, ему обязательно нужно играть в мой «Геймбой». — Томас снова заговорил как двенадцатилетний мальчишка: —Мама, это ужасно! Ты сама увидишь… Нэт, не трогай!
Перепалки из-за пустяков всегда были частью семейной жизни, но Анетт неожиданно поймала себя на мысли: хорошо, что ее нет дома.
— Томас, дай ему поиграть, не вредничай.
— Девон снова хочет с тобой поговорить.
— Мама, как ты там? Хорошо проводишь время?
Анетт посмотрела на сестер, затем мимо них, на веранду. Солнце опустилось ниже, тени стали длиннее, с моря доносились крики чаек и шум прибоя. Она подумала об эгоизме и блаженном ничегонеделании и почувствовала, что стала далека от дома с его проблемами.
— Да, неплохо.
— Бабушка уже приехала?
— Нет, мы ждем ее к субботе.
— Тебе хорошо с тетей Лиа и тетей Кэролайн? Анетт снова посмотрела на сестер.
— Да, очень.
— Я рада. Хватит, мальчишки! Мама, я больше не могу говорить, Томас и Нэт подрались. Может, будет проще, если я куплю Нэту его собственный «Геймбой»? Я могу расплатиться кредитной карточкой.
— Ни в коем случае! Я оставила тебе кредитную карточку на всякий пожарный случай, покупка второго «Геймбоя» — не необходимость. Найди ему другое занятие, прояви изобретательность. Это неплохая подготовка к тому времени, когда ты саа станешь матерью.
—По-моему, я тренируюсь быть не матерью, а судьей на ринге.
— Такова жизнь. — Анетт улыбнулась, снова радуясь, что на этот раз поединок проходит без ее участия. — Всего хорошего, дорогая, поцелуй всех от меня. Я люблю тебя.
— Я тоже тебя люблю, мама.
Анетт повесила трубку, некоторое время постояла неподвижно, глядя на телефон, потом повернулась к сестрам и осторожно сказала:
— Наверное, мне нужно вернуться домой.
— Ни в коем случае! — воскликнула Лиа.
— Ты же поговорила с Томасом, — резонно заметила Кэролайн, — с ним все в порядке.
— Но он сломал руку.
— Если не ошибаюсь, ты тоже сломала руку, когда тебе было восемь лет, и ничего, пережила.
— Но он все время ссорится с Нэтом. Нехорошо, что им приходится обходиться без меня. — Анетт было необходимо, чтобы кто-то убедил ее в том, что она может не чувствовать себя виноватой.
— А почему бы им не решить свои проблемы без тебя? Все-таки они тоже члены семьи, ссоры — дело обычное.
— Разве не они уговаривали тебя поехать? — напомнила Лиа. — Они же уверяли, что справятся сами, вот пусть и справляются. Через пару часов вернется с работы Жан-Поль, он и рассудит мальчишек.
— Действительно, пусть сам с ними разбирается, — согласилась Анетт. — Так ему и надо. Позавчера я дозвонилась до них лишь в половине двенадцатого, они, наверное, только что вернулись из больницы, но он ни словом не обмолвился о случившемся.