В этот же вечер, в половине десятого, Роули, отодвинув кипу
бланков, которые ему предстояло заполнить, встал из-за стола. Бросив рассеянный
взгляд на фотографию Лин, стоящую на камине, он нахмурил брови и вышел из дому.
Через десять минут он оказался в баре гостиницы «Олень».
Беатрис Липинкот приветливо улыбнулась ему из-за стойки. Мистер Роули Клоуд,
подумала она, выглядит настоящим мужчиной.
За кружкой пива Роули обменялся с присутствующими обычными
критическими замечаниями по поводу политики правительства, погоды и видов на
урожай.
Затем, немного подвинувшись, Роули смог негромко спросить
Беатрис:
— У вас остановился новый приезжий? Высокий. В шляпе с
широкими полями.
— Да, мистер Роули. Пришел часов в шесть. Этого вы имеете в
виду?
Роули кивнул:
— Он проходил мимо моей фермы. Спросил дорогу. Интересно,
кто он такой…
Он посмотрел на Беатрис и улыбнулся. Она улыбнулась в ответ.
— Это нетрудно узнать, мистер Роули, если вы желаете.
Она нырнула за стойку, достала оттуда толстую книгу в
кожаном переплете, в которой регистрировались приезжие, и открыла ее на
странице, где были сделаны новые записи. Самая последняя гласила:
«Инок Арден. Из Кейптауна. Английский подданный».
Глава 9
Было чудесное утро, пели птицы, и Розалин, спустившаяся к
завтраку в своем дорогом крестьянском платье, чувствовала себя счастливой.
Сомнения и страхи, которые недавно тревожили ее, казалось,
рассеялись.
Дэвид был в хорошем настроении, смеялся и поддразнивал ее.
Его поездка в Лондон накануне прошла успешно. Завтрак был вкусно приготовлен и
красиво сервирован. Они только что кончили есть, когда принесли почту.
На имя Розалин было семь или восемь писем. Счета, просьбы
пожертвовать денег на благотворительные цели, несколько приглашений от соседей
— словом, ничего интересного.
Дэвид отложил пару мелких счетов и вскрыл третий конверт.
Письмо, как и адрес на конверте, было написано печатными буквами.
«Уважаемый мистер Хантер!
Я думаю, лучше обратиться к Вам, чем к Вашей сестре, «миссис
Клоуд», так как содержание этого письма может оказаться для нее ударом. Говоря
коротко, я имею новые сведения о капитане Роберте Андерхее, которые она, может
быть, будет рада узнать. Я остановился в «Олене» и, если Вы зайдете туда
сегодня вечером, буду рад обсудить с Вами этот вопрос.
Искренне Ваш Инок Арден».
У Дэвида вырвалось сдавленное восклицание. Розалин с улыбкой
взглянула на него, но улыбка тут же сменилась тревогой. Молча он протянул ей
письмо.
Она взяла и прочла его.
— Но… Дэвид… Я не понимаю, что это значит?
— Ты ведь умеешь читать.
Она взглянула на него испуганно.
— Дэвид, значит ли это… Что нам теперь делать?
Он, нахмурившись, быстро прикидывал что-то в уме.
— Все хорошо, Розалин. Не надо ни о чем тревожиться. Я улажу
это дело…
— Но значит ли это, что…
— Не тревожься, моя дорогая. Предоставь дело мне. Слушай,
вот как мы поступим. Ты сейчас уложишь чемодан и поедешь в Лондон. Пойдешь в ту
квартиру и останешься там до тех пор, пока я не сообщу тебе, что делать дальше.
Поняла?
— Да-да, конечно, я поняла, но, Дэвид…
— Делай то, что я говорю, Розалин. — Он улыбнулся ей и
повторил ласково и настойчиво:
— Иди и укладывайся. Я отвезу тебя на станцию. Ты можешь
успеть на десять тридцать две. Скажи швейцару, что никого не хочешь принимать.
Если кто-нибудь зайдет и спросит тебя, швейцар должен говорить, что тебя нет в
городе. Дашь ему фунт. Поняла? Он не должен никого пускать к тебе, кроме меня.
— О! — Она подняла руки к лицу и смотрела на него
прелестными испуганными глазами.
— Все в порядке, Розалин, но нужна ловкость. Ты не очень
опытна в делах, где нужна ловкость, не так ли? Тут уж я должен быть на страже.
Я хочу, чтобы ты уехала отсюда, чтобы у меня были свободны руки, только и
всего.
— А мне нельзя остаться здесь, Дэвид?
— Нет, конечно, нельзя, Розалин. Будь разумна. У меня должны
быть развязаны руки, чтобы иметь дело с этим человеком, кто бы он ни был…
— А ты думаешь, что он… что он…
Он сказал, подчеркивая каждое слово:
— Я сейчас ничего не думаю. Прежде всего ты должна уехать.
Потом уж я буду выяснять, как обстоят дела. Иди же, будь хорошей девочкой, не
спорь.
Она повернулась и вышла из комнаты.
Дэвид снова, нахмурившись, склонился над письмом. Никаких
прямых угроз.
Вежливые фразы, литературный язык. Может означать что
угодно: искреннюю заботу человека, обеспокоенного создавшимся затруднительным
положением, скрытую угрозу. Он снова и снова перечитывал письмо: «Я имею новые
сведения о капитане Роберте Андерхее…» «Лучше обратиться к Вам…» «Буду рад
обсудить с Вами этот вопрос…» «Миссис Клоуд…» Черт возьми, ему не нравились
кавычки, заключающие слова «миссис Клоуд».
Он посмотрел на подпись. Инок Арден. Что-то промелькнуло в
памяти — какое-то поэтическое воспоминание… Строчка из стихотворения…
Когда в гот же вечер Дэвид вошел в гостиницу «Олень», в
холле, как обычно, никого не было. На двери, расположенной слева, было
написано: «Кофейная», на двери справа: «Гостиная». На двери в глубине строгая
надпись предупреждала: «Только для постоянных жильцов». Коридор налево вел в
бар, откуда слышался гул голосов. Маленькая стеклянная конторка со скользящим
окошком и с висячим звонком именовалась «Приемная».
Дэвид знал по опыту, что нередко приходится звонить
четыре-пять раз, пока кто-нибудь снизойдет и ответит. Все время, кроме коротких
часов обеда, завтрака и ужина, холл «Оленя» бывал безлюден, как остров
Робинзона.
На этот раз третий звонок Дэвида вызвал мисс Беатрис
Липинкот. Она прошла по коридору из бара, поправляя пышные золотистые волосы,
открыла дверь стеклянной конторки и приветствовала Дэвида жеманной улыбкой.
— Добрый вечер, мистер Хантер. Довольно холодно сегодня для
мая месяца, не правда ли?
— Да, кажется, очень холодно. Остановился у вас некий мистер
Арден?