Трава под снегом - читать онлайн книгу. Автор: Вера Колочкова cтр.№ 20

– Да ничего, ничего… Хозяйка вечером кольцо потеряла, а утром у себя в сумочке нашла…

– Понятно. Потом извинилась перед тобой?

– Да ладно… Нашла, и слава богу.

– А сейчас они чего разоряются? – мотнул он головой в сторону кухни.

Роза пожала плечами и тихо выскользнула из его ладоней, тут же растворившись в дверном проеме. Совсем зашугали девчонку. Надо бы на место барынь поставить, давно он по столу кулаком не стучал. Хотя сегодня, пожалуй, не время. Сегодня он и сам виноватый – дома не ночевал. Что ж, пойдем на разборки…

– Ты где всю ночь шлялся, сволочь?

Анькин визгливый голосок ткнулся в него прямо с порога кухни, и он усмехнулся про себя понимающе. Фальшивый был голосок-то. И сама постановка вопроса была фальшивая, театральная, будто выхваченная из юмористической телепередачи «Кривое зеркало». Специально для благодарных зрителей исполненная. Для мамы то есть. Чтоб видела мама, в каких ежовых рукавицах дочка своего мужика держит.

Вообще, по сложившейся с Анькой давней договоренности, у него право на такой загул имело место быть. Мама ее долго к этому приучала.

Пусть, мол, мужик расслабится, посидит в компании друзей. Ему надо. Иначе озвереет. Анька поначалу, конечно, с большой неохотой к его расслабухам относилась, а потом ничего, привыкла. Да он и не злоупотреблял. Тем более поводов для ревности ей никогда не давал. А тещенька – та мудростей да тонкостей супружеских отношений не понимает, ей этот спектакль как воздух нужен, чтоб с криком, чтоб со скалкой наперевес. Хотя скалка у нее в нынешней барской жизни не в чести оказалась. Теперь, в нынешней культурности, она больше выражением лица работает, презрение к зятю изображает. Сам давеча слышал, как она читала дочери статью из модного женского журнала «Космополитен». Громко читала, с уважением и придыханием. Для нее этот самый «Космополитен» теперь – как настольная Библия для верующего. Кладезь премудрости. Раньше бы наперед Аньки варежку раззявила, а теперь молчит. В той статье как раз речь и шла о том, каким порядком надо теще с зятем общаться. Если, мол, у молодых разборки пошли, то встревать в них старшему поколению не советуется. Надо отойти и помолчать культурненько. Дать молодым выплеснуться. Ну, раз надо, так надо. Раз написано про «выплеснуться», вот Анька и старается. Все по писаному, как мама в журнале вычитала.

– Ты же сама знаешь, где я был. У Кирюхи. Где еще-то?

Наверное, он слишком спокойно ей ответил, равнодушно даже. Неправильно выплеснулся. Не по статье. Потому что Анька, взглянув на маму растерянно и вопрошающе, выкрикнула совсем уж невпопад:

– А на фига ты там был?

Вот те на! Зрасте, приехали! Как будто она не знает, зачем он к Кирюхе ездит.

– Да мы книжку вместе читали… А потом всю ночь обсуждали прочитанное.

– Какую книжку? – опешила Анька, уставившись на него подозрительно. С юмором у нее всегда было плоховато.

– Да беленькую такую… Ее писатель Немирофф придумал. Интересная такая книжица, занятная. Хочешь, тебе тоже принесу? Вместе почитаем?

Анька моргнула, скуксилась лицом, снова кинула растерянный взгляд на мать. Не удался нынче спектакль, явно не удался. Да и тещенька заветы журнала «Космополитен» по «невстреванию» старшего поколения на секунду подзабыла, взвилась тут же криком:

– Чего ты нам тут заливаешь, алкоголик окаянный? Нашел дурочек с переулочка! Блыкал где-то всю ночь, так и скажи! По бабам, поди, шастал! А жена тут с утра в голос воет, волосенки на себе рвет!

– Зачем? – повернулся он к Аньке, дурашливо улыбнувшись. – Анька, ты зачем себе волосенки рвала? Совсем с ума сошла, что ли?

– Мам… Да он правда у Кирюхи был… – не выдержав больше непривычного актерства, рассыпалась горошинами смешинок Анька. – Не видишь, он с похмелюги какой? От него несет, как от Феди Хламова…

Он посмотрел на нее, хмыкнул недовольно – это уж, простите, чересчур! На такое сравнение он, простите, не согласен! Федя Хламов был соседом по старому дому с городской окраины, где он всю жизнь прожил с матерью и куда привел законную супругу Аньку. Препротивнейшим существом был Федя Хламов. Немытым, брюзгливым, жадным. Тащил с окрестных помоек в дом все, что глаз видит, ничем не брезговал. Из его квартиры такая вонища иногда перла, что пройти нельзя, носа не зажав. Запах похмельного перегара по сравнению с тем запахом – просто амброзия душещипательная, и сравнить нельзя.

– Не нравится – не нюхай… – буркнул он сердито, по-хозяйски садясь за стол. – Зачем-то Федю приплела… Ну, выпили, с кем не бывает? Сейчас позавтракаю, душ приму и как огурчик буду. Федя-то тут при чем?

– Да ладно… Я и сама не поняла, чего брякнула. С языка сорвалось, – примирительно покивала Анька. – Расскажи лучше, как там Кирюха живет? Не женился еще?

– Чего он, с ума сошел, жениться? Зачем?

– А ты зачем женился?

– Да дурак был…

Конец перебранки получился уже классически беззлобным. Они всегда именно на этом обстоятельстве – зачем женился, дурак был, – и заканчивали свои ссоры и расходились по своим делам, провожаемые мамиными насмешливыми взглядами. Но то ж были взгляды мамины, царствие ей небесное… Тещеньку такой конец «взаимного выплескивания» совсем не устроил. Вон как глазенки прищурила – так и бьет из них электричеством.

– Аньк, ты чё, совсем с глузду съехала? Поверила ему, да? Мужик плетет чё ни попадя, а ты и уши развесила! С мужиками он водку всю ночь пил, как же… Да ты папаню своего родного вспомни, вспомни! Он тоже мне про пьянку заливал, а сам к Зинке Сердюковой, к шалаве леспромхозовской, ночами шастал…

– Да ладно тебе, мамо! – выразительно махнула в сторону матери широкой ладонью Анька. (Она всегда называла тещеньку «мамо», когда сердилась. На украинский манер. Почему, интересно? Где у нас Украина и где – Сибирь?) И по жесту, и по этому сердито прозвучавшему «мамо» понятно было, что не хотелось ей воспоминаний ни про папаню, ни тем более про коварную Зинку Сердюкову, которую, как Андрей понял из их прежних разговоров, тещенька слегка покалечила в порыве ревности. Хотя семейного счастья этим подвигом не спасла, ушел-таки от нее папаня. Не к Зинке, к другой селянке ушел. К более молодой и характером покладистой. И где-то он папаню этого понимал, если честно. Тещеньку в роли заботливой женушки трудно было себе вообразить, даже если сильно головой напрячься. Она и на женщину как таковую, если честно, слабо тянула, лицом и фигурой скорее на мужика смахивала. Средний род. Мамо. Точнее не придумаешь.

Вот и сейчас «оно-мамо» собрало губы в ниточку, злобно глянуло в их сторону и свалило из кухни, гордо подняв не чесанную со сна голову.

– Обиделась… – с тоской прошептала ей вслед Анька, но тут же и встряхнулась, повернула к нему веселое круглое лицо. Улыбнувшись, резко поднесла кулак к лицу: – А ты сам-то не лыбься, не лыбься! Узнаю чего, башку оторву, понял? Ты меня знаешь! И тебе, и лахудре твоей оторву! – И без всякого перехода, прежним грозно-веселым голосом добавила: – Тебя кормить или ты в душ сначала?