Сладкий хлеб мачехи - читать онлайн книгу. Автор: Вера Колочкова cтр.№ 15

— Послушайте, Оксана…

Слова вышли из горла хриплыми, булькающими какими-то, и пришлось помолчать немного, собираясь с силами. Хотя чего — послушайте? Что она может услышать вообще, эта кукла?

— Послушайте, Оксана… А вот если честно, если по-бабьи… Нет, мне просто интересно — вам что, совсем меня не жалко? Ни капельки? Я же сразу двоих любимых людей теряю…

— Ой, так вы что, жалости моей хотите, что ли? Да господи, да это завсегда пожалуйста, это сколько угодно! Сразу бы так и сказали… Вам в каком виде жалость подать? В холодном или в горячем? А может, поплакать вместе с вами да сладкой водочки попить? А что, давайте сядем, перемешаем бабьи души слезливой откровенностью. Я могу, в принципе. Ну что, заказать водочки?

Все, хватит, надо уходить. Дальше еще хуже будет. Надо что-то сказать на прощание грубое, уничижительное и уходить. Хотя нет — ничего не надо говорить. Зачем? И так все ясно.

Хлопнув ладонями по столешнице, она резко поднялась, слепо нашарила ремешок висящей на стуле сумки, неверной походкой направилась к выходу. Потом неуклюже побежала, чувствуя, как Оксана взглядом подгоняет ее в спину. И наверняка усмехается. А может, и улыбается широко. А может, уже новую сигарету прикурила. Сладкую, победную.

На улице опять моросил дождь. Ощутимо моросил, будто колол холодными иглами. Господи, куда она идет? Ничего не видно вокруг. Совсем рядом взвизгнули тормоза, кто-то дернул ее за руку, матерные грубые слова летят в спину… Это что, они ей предназначены, эти слова?

Обернувшись, она долго смотрела на выскочившего из машины мужчину, потом отерла мокрое то ли от слез, то ли от дождя лицо. Икнув от испуга, произнесла жалобно:

— Извините… Извините, я не хотела… Не кричите на меня, пожалуйста. Мне очень, очень плохо… Отвезите меня домой, пожалуйста…

Родная квартира встретила ее привычной ухоженностью, но и отдалилась, как чужая. Наверное, вещи всегда чувствуют настроение хозяев. Платяной шкаф открылся дверцами, будто сочувственно развел руками — жаль, жаль, что ты уходишь. И чемодан плюхнулся на кровать тяжело, нехотя, закапризничал молнией на сгибе. А может, у нее просто руки дрожали, дергали нервно за собачку. Ага, вот и молния поддалась, теперь надо вещи побыстрее собрать. Все равно какие, что под руку попадется. Хорошо, что в голове ни одной мысли нет. Одно только отчаяние присутствует. А мысли — ни одной, даже самой завалященькой. В прихожей дверь хлопнула — Глебушка пришел. Комната вдруг закружилась перед глазами, и она испуганно села на постель. Глебушка! Господи, что же теперь будет, что же будет…

— Мам… Ты чего? — тут же просунулась в дверь его лохматая голова. — Я пришел, а ты меня не встречаешь… Мы ужинать сегодня будем или нет?

— Ужинать? Ах да, ужинать…

— Да что с тобой, мам? Что-то случилось, да? У тебя лицо такое… Что случилось, мам?

— Ничего, Глебушка. Уезжаю вот.

— Ты? Уезжаешь? Куда?

— А… А я не знаю куда… Хотя нет, почему не знаю… Я к маме уезжаю, Глебушка.

— А надолго? Мы вроде хотели твою маму к себе в гости позвать…

С силой кинув в раскрытую пасть чемодана теплый свитер, она посидела немного, уставившись на пасынка широко открытыми глазами, потом извлекла свитер обратно, ткнулась в него лицом, затряслась вся в слезной истерике.

— Да что случилось, мам, объясни толком! — бросился он к ней испуганно.

— Ничего, ничего, Глебушка… Ты прости меня, пожалуйста, я сейчас… Я все тебе объясню… Понимаешь, я не могу так больше! Ну прости, прости меня! Ты большой, ты умный… Ты… ты продвинутый, ты поймешь…

— Да что, что я пойму, мам? Ну, поссорились с отцом, бывает… Мы ж говорили с тобой уже сегодня! Зачем уезжать-то? Ну посмотри на меня, мам!

Утерев и без того воспаленное лицо жесткой шерстью свитера, она подняла на пасынка глаза, и он отстранился от ее взгляда испуганно.

— Понимаешь, так надо, Глебушка. Мне просто надо уехать. Совсем уехать.

— Как это — совсем? Не понял… Совсем — это навсегда, что ли?

— А что, что же мне делать, Глеб? Что? Я же не суперженщина какая-нибудь, я самая что ни на есть обыкновенная! У меня силы кончились, понимаешь? У каждого человека свой предел есть. Вот столько он может вынести, а вот столько уже нет, понимаешь? Вот столько — уже перебор! Меня… зашкалило, я не могу больше. Прости. Ты уже большой, ты без меня справишься… Я очень без тебя скучать буду, жестоко скучать, но что же мне теперь делать…

— Мам, да погоди, чего ты ерунду какую-то городишь? Отец придет, ты с ним поговоришь…

— Когда он придет? Опять под утро? Да я к этому времени с ума сойду! Да и о чем я с ним буду говорить? И так все ясно… Все ясно как божий день… Нет, не надо никаких разговоров! Не нужна я ему, Глеб. Теперь я точно знаю, что не нужна.

— Зато мне нужна!

— Глебушка, милый, ну не рви ты мне сердце, ты лучше постарайся меня понять, пожалуйста… Нет у меня другого выхода! Не могу я больше здесь оставаться. Нельзя мне!

— Мам, не плачь… У тебя просто истерика, это пройдет, мам…

Да. Он прав. У нее просто истерика. Сейчас она пройдет, надо просто взять себя в руки. Ей же не хочется, чтобы он навсегда запомнил ее такой, бьющейся в слезной истерике?

Глубоко вдохнув и задержав в себе воздух, она медленно выдохнула, провела по мокрому лицу дрожащими ладонями. Протянув к пасынку руки, обхватила его за голову, провела растопыренной ладонью по жестким непослушным вихоркам.

— Глеб, Глебушка… Ты только английский не запускай, ладно? И отцу скажи, чтобы в следующую пятницу на родительское собрание сходил… И еще… Надо из химчистки твой пуховик забрать… Сладкого и мучного много не ешь, иначе опять прыщи вылезут! Так, что же еще… Кефир на ночь пей… О господи, что же я про кефир-то…

— Мам, ты это… Кончай уже! — резко выдернул Глеб свою голову из ее рук, глянул сердито, совсем по-взрослому. — Никуда я тебя не отпущу, поняла? У тебя просто нервы расшатались, хочешь, валерьянки принесу?

— Нет. Я все-таки уеду, Глебушка. Ну как бы тебе это объяснить… Я должна уехать, понимаешь? Должна! Но я тебе звонить буду каждый-каждый день! А в зимние каникулы ты ко мне приедешь! Ты уже большой, тебя отец одного отпустит…

— Мам, перестань! Чего ты выдумала! Ну не надо, пожалуйста!

Вздохнув, она поднялась с кровати, снова подошла к раскрытым дверцам платяного шкафа, уставилась в его нутро задумчиво. Протянув руку, сняла с плечиков синее шелковое платье, помяла в руках, полуобернувшись, бросила его в зев чемодана. И не увидела, каким взглядом проводил этот полет пасынок.

— Ну и ладно. Ну и уезжай.

Вздрогнув, она обернулась к нему, прижав кулачки к груди. Потом обхватила себя руками, будто спасаясь от холода.

— Уезжай, уезжай! И сразу бы сказала, что я тебе не нужен! И нечего тут…