Она глубоко вздохнула и покачала головой:
– Извини, Тэдди. Не знаю. Я сама не представляла, какой
оборот примут наши отношения. Собиралась рассказать тебе после возвращения.
– И? – Тэдди мучительно страдал от того, что она
ничего ему не сказала. Он наткнулся на маленькую публикацию в газете. В ней
упоминалось имя Василия Арбаса, а рядом имя Сирины.
Сирина глубоко вздохнула, затем посмотрела ему в глаза.
– Я собираюсь выйти замуж.
Она не понимала почему, но у нее возникло такое чувство,
будто она должна защищать себя перед ним.
– Уже? – Тэдди оторопел. – За Василия Арбаса?
– Да. – Сирина улыбнулась. – Я очень сильно
люблю его. Он великолепный, блестящий, замечательный, талантливый человек, но
немного сумасшедший.
– Да, я слышал. – Тэдди остановил машину и
внимательно посмотрел на Сирину. – Сирина, ты понимаешь, что, черт тебя
подери, ты делаешь?
– Да. – Но в ней продолжали еще трепетать
отголоски сомнений и страха. Все произошло слишком быстро.
– Сколько времени ты его знаешь?
– Достаточно долго.
– Сирина, поступай как знаешь, живи с ним, отправляйся
в Лондон, но, прошу, не выходи за него замуж. Не торопись… я слышал много
странных вещей об этом парне.
– Это не честно, Тэдди. Это так не похоже на
тебя. – Она расстроилась. Ей хотелось, чтобы Тэдди одобрил ее.
– Я говорю это вовсе не потому, что ревную, я говорю
потому, что люблю тебя. Я слышал, что… что он убил свою последнюю жену.
Тэдди сидел бледный, охваченный ужасом, глаза Сирины
вспыхнули огнем.
– Как ты можешь говорить подобные вещи! Она умерла от
передозировки!
– От передозировки чего? – Голос его теперь звучал
на редкость спокойно.
– Откуда мне, черт возьми, знать?
– От передозировки героина.
– Значит, она была наркоманкой. Ну и что? В чем же его
вина, он же ее не убивал!
– О Господи, Сирина… пожалуйста, будь благоразумной,
опомнись, ты так много ставишь на эту карту; ты, Ванесса. – И, проклятие,
он думал и о себе, выдвигая свои возражения, он по-прежнему любил ее. –
Почему бы тебе не подождать немного?
– Я отлично знаю, что делаю. Ты мне не веришь?
– Верю. – Голос его прозвучал очень тихо. –
Но совсем не уверен, что верю ему.
Сирина покачала головой:
– Ты ошибаешься, Тэдди, он очень хороший человек.
– Откуда ты знаешь?
– Я это чувствую. – Она спокойно посмотрела на
Тэдди. – И он любит меня. Мы занимаемся одним делом. Тэдди… – Голос
ее стал очень нежным. – Все в порядке.
– Как скоро?
– Сразу же, как только смогу.
– А как Ванесса?
– Я поговорю с ней. – Сирина пристально
всмотрелась в его лицо, в лицо брата ее мужа, самого близкого друга на
протяжении многих лет. – Ты будешь навещать нас?
– Всегда, когда ты мне позволишь.
– Мы всегда будем рады тебе. Ты мой единственный
родственник. Не хотелось бы, чтобы что-то изменилось.
– Не изменится.
Стараясь прийти в себя от потрясения, Тэдди молча въехал в
город. Впервые за долгое время Тэдди хотелось сказать, как сильно он ее любит.
Ему хотелось остановить ее сумасшествие, защитить ее.
Глава 40
– Но зачем нам переезжать в Лондон? – Ванесса
жалобно посмотрела на мать.
– Потому что, дорогая, я выхожу замуж, а именно там
живет Василий. – Сирина чувствовала себя неловко. Крайне трудно объяснить
дочери то, что она делала: почему так торопилась, почему отказывалась от
карьеры в Нью-Йорке, почему оставляла Тэдди, почему Ванесса не знакома с
Василием…
Ванесса с недоумением смотрела на мать:
– Разве мне нельзя остаться здесь?
Сирине показалось, что она получила пощечину от дочери.
– Неужели ты не хочешь поехать со мной? – Она с
трудом сдерживала слезы.
– Кто же тогда будет заботиться о дяде Тэдди?
– Он сам. Понимаешь, может быть, скоро он тоже женится.
– Разве ты не любишь его? – Ванесса расстроилась,
как никогда прежде, и Сирина не знала, что делать.
– Разумеется, люблю, но не так. О, Ванесса, любовь
такая сложная вещь. – Ну как объяснить ребенку страсть? – Во всяком
случае, этот замечательный человек приезжал сюда, и он хочет, чтобы мы с тобой
переехали жить к нему в Лондон. У него есть дом в Афинах, квартира в Париже,
и… – Сирина чувствовала себя полнейшей дурой, стараясь убедить дочь
подобными доводами. Ванесса всего лишь ребенок, ей нет и восьми лет, и тем не
менее она прекрасно чувствовала, когда мать поступала опрометчиво.
Доротея Керр по этому поводу высказалась гораздо
прямолинейнее:
– Откровенно говоря, думаю, что ты просто сошла с ума.
– Знаю… – Сирине приходилось все время
оправдываться, отстаивать свои поступки, и это ее ужасно изматывало. – Но,
Доротея, это же особый случай. Не знаю даже, как сказать. Он любит меня. Я
люблю его. Когда он приезжал сюда, между нами произошло нечто волшебное.
– Значит, он хорош в постели. Так что из того?
Отправляйся с ним в Лондон, в Париж, хоть в Конго, только не выходи за него
замуж, ради всего святого, ведь он уже был женат четыре или пять раз.
– Четыре, – спокойно уточнила Сирина.
– И что, как ты думаешь, станет с твоей карьерой? Ведь
ты не сможешь вечно находиться на вершине, девочка. Появятся новые лица.
– Но ведь это случится в любом случае. А работать я
смогу и в Лондоне.
Когда три недели спустя Сирина покидала Нью-Йорк, она отнюдь
не ощущала уверенности: она устала, была бледной, страдала бессонницей.
Тэдди отвез их в аэропорт. Расставаясь, все трое плакали
так, словно пришел конец света. Тэдди старался держаться спокойно, выдержанно,
но когда он на прощание поцеловал Ванессу, по его щекам покатились слезы.
Ванесса крепко прижалась к нему как к своему самому последнему другу. Сирине
казалось, что она собственными руками разрушает свою дорогую, обожаемую семью.
Сжав Тэдди в последнем объятии, Сирина не могла вымолвить ни слова.
Единственное, что она смогла выдавить из себя перед самой посадкой в самолет,
было:
– Я люблю тебя.
Помахав ему на прощание рукой в последний раз, они ушли.
Перелет через океан прошел мучительно, Ванесса прохныкала большую часть пути,
и, когда они подлетали к Лондону, Сирина была готова махнуть на все рукой и,
если бы это было возможно, повернуть обратно. Сойдя с самолета, она увидела
Василия, глаза ее наполнились слезами, и она рассмеялась. Василий больше
походил на продавца воздушных шаров на ярмарке. В одной руке он держал огромную
гирлянду по меньшей мере из пятидесяти шаров, в другой – огромную куклу.