— Мам, я еще вот о чем с тобой поговорить хотела… — будто уловив непостижимым каким образом быструю Тинину мысль, медленно проговорила Анютка.
Тина вздрогнула, выплыв из далеких своих воспоминаний, подняла прозрачное почти после бессонной ночи лицо к дочери.
— Что, Анют? Говори, я слушаю…
— Мам, тебе первой скажу. Ты знаешь, я ведь еще одного ребенка жду…
— Правда? – обрадовалась Тина, по–детски совсем подскочив на своем стульчике и всплеснув руками. – Ну, ты даешь, дочь! Молодец!
— Мам, да вот я и не знаю, молодец ли…
— Ты что, Анют… О чем это ты?
— Ну, как бы тебе это объяснить… В общем, в планы Олега, я так понимаю, второй ребенок совсем не вписывается…
— А в твои? В твои планы он вписывается? В твою душу вписывается?
— Да в мою–то душу он давно вписался. Мало того, он уже и живет там! Я его уже вижу, мам…
— Так зачем тогда произносишь сейчас такие слова страшные? Зачем пугаешь его своими сомнениями? Давай успокой его, ты что! Нельзя так, дочь! Ты только представь на секунду, что я бы в любви к тебе хоть на чуточку усомнилась! Нет–нет, даже и мыслить так нельзя, что ты! Он же сейчас на тонком уровне все чувствует, и мысли твои чувствует! Скажи ему, что любишь и ждешь его…
— Ой, мам! Да знаю я про все это! Я же не о том тебя спрашиваю! Как мне с Олегом–то быть? Сказать ему или нет?
— Сказать, конечно! Это же и его ребенок тоже!
— А если он скажет – нет?
— Ну что ж… Тогда это будет первым жизненным испытанием для твоего ребенка. Зато ты будешь рядом! И твое «да» должно звучать в таком случае в десять раз для него сильнее и надежнее, чем это отцовское «нет». Разве ты не согласна со мной, дочь?
8
Ольга, стиснув зубы и схватившись за руль мертвой хваткой так, что побелели костяшки пальцев, разразилась внутри себя настоящим гневным монологом по поводу
«всяких козлов», набравших себе дешевых старых машин и с умным теперь видом стоящих в пробках, будто бы они и впрямь причастны этому узкому мирку благополучных и преуспевающих. Тот факт, что сама она в данный момент находилась за рулем по нынешним меркам тоже дешевой и тоже старой «девятки», ею как–то в расчет не брался. Ну и что? Все равно обидно! Стоило мчаться по ночному шоссе на предельной почти скорости, чтоб застрять на три часа в пробке при въезде в город! С ума мир сошел, ей богу… Вот раньше, мать рассказывала, никаких таких пробок и в помине не было. Всякий знал свое место – кому к трамваю бежать, кому за свой собственный руль хвататься. А сейчас? Все лезут и лезут, как одержимые, чтоб тоже схватиться за этот собственный руль, будь он неладен… Из грязи да и туда же – в князи…
Сама себя Ольга вышедшей «из грязи» тоже ни при каких условиях не считала. Еще чего! Она не кто–нибудь все–таки, она дочь профессора филологии Антона Павловича Званцева… Хотя особо родством таким в наше время гордиться и не приходится, - не в чести нынче профессора, да еще, простите, замшелой какой–то там филологии, — но все ж и за то спасибо, что не дочь она слесаря Семенова. Эх, зря она тогда на своем не настояла – надо было девичью фамилию себе оставить! Не надо было Игорю уступать! Он–то сам всегда родителей своих стеснялся, а ей стесняться нечего. Она Званцева все–таки. А теперь выходит - тоже Семенова… Очень уж щепетильно Игорь тогда к ее желанию отнесся. Оно и понятно – он–то как раз из тех, которые вместе с родителями утром на трамвай из своих панельных пятиэтажек бежали, как перепуганные дихлофосом тараканы. А она, слава богу, с детства в этом вонючем транспорте среди серой толпы не езживала. Мать, она помнит, лихо выруливала по городу сначала на белом «Москвиче», потом в жигулевскую «шестерку» пересела, потом в «девятку». Правда, на этом этапе рост благосостояния их профессорской семьи и закончился, и теперь сама она вынуждена довольствоваться этой старенькой уже «девяткой»…Что делать – позор, конечно. Но ничего! Еще не вечер, господа присяжные заседатели! Она, Ольга Званцева, пусть теперь и слесаря Семенова невестка, еще покажет, на что способна! Дайте срок – и все будет! И машина престижная, и квартира, и дача в приличном месте! Только вот с проблемой жизненно–бытовой побыстрее бы разобраться…
Проблема эта сама собой наплыла на них с Никитой после смерти отца. И называлась эта проблема по общепринятым моральным меркам вовсе нехорошо — даже язык не поворачивался проговаривать вслух это название. «Куда девать маму» — вот как эта проблема нехорошо звучала. Нехорошо потому, что мама их сейчас пребывала в совершенно крайнем беспомощном состоянии и требовала к себе серьезной заботы и внимания. Требовала–то требовала, да где ж их взять прикажете…
Нет, конечно, в прямом смысле слова сама мама ничего такого от них не хотела, каталась себе по огромному дому в инвалидной коляске и просьбами их не беспокоила. Но от этого проблема все равно ничуть не уменьшалась и требовала, конечно же, разумного к себе подхода. Или рационального, как говорил Игорь. Потому что они с Никитой подошли к решению этого вопроса совсем неправильно, он считал. В самом деле, что ж это за решение такое – сдать две комнаты на первом этаже семье русских беженцев из Казахстана? Ну, понятно, они за мамой старательно ухаживают. Понятно, что за домом следят. Понятно, что сиделку нанимать дороже… И все равно – Игорь, как ни крути, прав! Прав в том, что это бульон из–под яиц получается. Они же с Никиткой наследники все–таки, и должны своим наследством разумно распорядиться! А отсюда уже и вытекает этот проклятый вопрос – куда в этом случае маму девать… Сейчас пока ладно, сейчас пока наследство оформляется, то, да сё… А потом, как ни крути, дом продавать все равно придется. Деньги им с Никиткой позарез нужны. Но вот как с мамой быть? Купить ей маленькую квартиру на окраине? А кто там за ней присмотрит? Придется платить приходящей сиделке? Ну нет, это опять тот же самый пресловутый бульон из–под яиц…
Дернув нервно головой, Ольга вздохнула громко и сердито, и даже чуть с рычанием у нее этот вздох получился, отчего свернувшийся неуклюжим калачиком на заднем сиденье Никита проснулся, поднял вверх над передним сиденьем взлохмаченную голову:
— Что, Оль, приехали? – взглянул он в окно, моргая спросонья совсем по–детски. – В пробке стоим, да?
— Да, будь она неладна! - раздраженно проговорила Ольга, ударив ладонями по рулю. – Понаехали тут лохушники всякие! И чего им в своих деревнях не живется? Сидели бы, картошку с молоком трескали… Так и прут сюда целыми стадами! Всем, всем, как на грех, в городе жить охота. Как маслом им тут намазано…
— Ладно, не злись. Цвет лица испортишь. Давай я за руль сяду! Хочешь? – миролюбиво предложил ей Никита, неловко перебираясь на переднее сиденье. – Сейчас, только кофейку глотну…
— А кофе кончился, Никит… — виновато повернула к нему голову Ольга. – Я полчаса назад последнюю чашку выпила… И вообще, тебе выходить скоро…
— Почему выходить? Зачем это?
— К маме поедешь, зачем! Я тебя конечной троллейбусной высажу, сам доберешься!