– В некотором смысле так и будет.
– Да. – Он просто кивнул. – Я буду. В качестве твоего
мужа или друга. Но не в качестве твоего служащего.
– Понятно. Тогда, значит, ты говоришь, что или я выйду
за тебя замуж, или ты уйдешь?
– В конечном счете да. Но на это может потребоваться
очень много времени... если я буду знать, что у меня есть надежда. – И после долгой
паузы спросил: – Она есть?
Но она так же долго не отвечала.
– Я не знаю. Я всегда любила тебя. Но не так. У меня
был Амадео.
– Понимаю. Я всегда это понимал. – Они долго сидели
молча, глядя на огонь, каждый уйдя в свои мысли, а затем он снова нежно взял ее
руку. Он раскрыл ее, посмотрел на изящную, прекрасно очерченную ладонь и
поцеловал. Она не отдернула руку, а только наблюдала за ним печальными глазами.
Он был для нее чем-то особенным, и она любила его, но он не был Амадео. И
никогда им не станет... никогда... и они оба знали это. Он посмотрел на нее
долгим и пристальным взглядом и убрал свою руку. – Я говорил серьезно. Хочешь,
чтобы я ушел?
– Из-за сегодняшнего вечера? – Она спросила это устало
и печально. Это не было предательством, но казалось невосполнимой утратой. В
какой-то мере она чувствовала, что только что потеряла друга. Он хотел стать ее
возлюбленным. А это совсем не благоприятствовало их работе.
– Да. Из-за сегодняшнего вечера. Если теперь я сделал
так, что ты не сможешь работать со мной, я уйду. Немедленно, если ты этого
хочешь.
– Я не хочу. Это будет еще невыносимее, Нардо. Я
погибну через неделю.
– Ты удивишь саму себя. Ты не погибнешь. Но может быть,
ты именно этого и хочешь?
Она покачала головой:
– Нет. Но я не знаю, что сказать тебе насчет всего
этого.
– Тогда не говори ничего. И если когда-нибудь настанет
подходящий момент, пусть очень нескоро, я скажу это снова. Но пожалуйста, не
мучайся и не считай, что это висит над твоей головой. Я не выскочу из-за двери
и не схвачу тебя в объятия. Мы долгое время были друзьями, и я не хочу терять
нашу дружбу.
Она вдруг почувствовала облегчение. Возможно, в конце
концов, еще не все потеряно.
– Я рада, Нардо. Но сейчас я не могу ничего решить. Я
не готова. Вероятно, никогда не буду готова.
– Нет, будешь. Но может быть, не для меня. Это я тоже
понимаю.
Она посмотрела на него с нежной улыбкой и медленно
наклонилась, чтобы поцеловать в щеку.
– И когда это вы стали таким сообразительным, мистер
Франко?
– Я был таким всегда, просто ты этого никогда не замечала.
– Неужели?
Он заулыбался, а она засмеялась, и атмосфера в комнате снова
изменилась.
– Да, это так. Так уж получилось, что я теперь гений в
нашей работе, или ты этого не заметила?
– Вовсе нет. И каждое утро, когда я смотрюсь в зеркало,
то спрашиваю: «Свет мой, зеркальце, скажи, кто тут гениальней всех?..»
Теперь они уже смеялись оба, и внезапно их лица вновь
оказались рядом, и он оцгущал ее нежное дыхание на своей щеке, и единственное,
чего ему хотелось, это снова поцеловать ее, и он видел, что ее губы ждут его.
Но на сей раз он этого не сделал. Момент был упущен, и
Изабелла в смущении неестественно засмеялась, встала и пошла прочь. Нет, им
будет нелегко на работе. Теперь они оба знали это.
– Посмотрите, что Луиза испекла для Санта-Клауса! –
Алессандро неслышно приблизился к ним в своих мягких тапочках. Он нес две
тарелки с имбирными пряниками, которые аккуратно поставил на маленький
стульчик, придвинув его к камину. Мальчик серьезно посмотрел на них, а затем
взял большой теплый пряник и быстро съел его. Потом он снова исчез, разрушив
болезненное наваждение.
– Изабелла... – Бернардо посмотрел на нее и улыбнулся.
– Не беспокойся.
Она только похлопала его по руке, и они обменялись улыбками,
когда Алессандро вернулся, с трудом неся две чашки с молоком.
– Ты устраиваешь вечеринку или собираешься накормить
Санта-Клауса? – Бернардо улыбнулся ему и снова сел.
– Нет. Это не для меня.
– Стало быть, для Санта-Клауса? – Бернардо наблюдал за
ним, широко улыбаясь, но лицо мальчика постепенно стало серьезным, и он покачал
головой. – Неужели для меня?
Мальчик вновь отрицательно покачал головой:
– Это для папы. На тот случай... если ангелы позволят
ему прийти домой... только на сегодняшнюю ночь. – Он снова посмотрел на два
стула, которые поставил возле камина, а затем поцеловал маму и Бернардо,
пожелав им спокойной ночи.
Через пять минут Бернардо ушел, а Изабелла тихо пошла в свою
комнату. Это была очень длинная ночь.
Глава 7
– Как там карусель? – спросил Бернардо, сидя в кресле и
вытянув ноги перед собой, после обычного обсуждения дел с Изабеллой в конце
длинного рабочего дня. Минуло три недели после Рождества, и они занимались
только работой. Но кажется, наконец-то все снова становилось на свои места. Не
прошло и десяти дней, как они даже устроили хорошую перепалку. И он больше не
напоминал о своем рождественском «признании». Изабелла испытывала облегчение.
– Думаю, она нравится ему почти так же, как твой
велосипед.
– Он еще не сломал им ничего из мебели?
– Нет, но явно старается. Вчера он устроил себе гонки в
столовой, но всего лишь сбил пять стульев. – Они рассмеялись, и Изабелла встала
и потянулась. Она была рада окончанию праздников и довольна проделанной ими
работой. С некоторым усилием, но им удалось вернуться к прежним отношениям, и
даже Бернардо заметил, что у нее миролюбивое настроение. Но тут он увидел, как
она вся напряглась, услышав звонок телефона в кабинете Амадео. – Почему звонят
в его кабинет?
– Может быть, не смогли дозвониться к тебе. – Он хотел
сделать вид, что не придает этому значения, хотя это поразило и его. Но они оба
знали, что люди, отвечающие на звонки к ней, иногда перепутывали линии. –
Хочешь, я возьму трубку?
– Нет. Все нормально.
Она быстро прошла в кабинет Амадео, но не прошло и двух
минут, как Бернардо услышал крик. Он вбежал туда и увидел ее в истерике, с
побелевшим лицом, зажавшей рот руками, уставившейся на телефон.
– В чем дело?
Но она не ответила, а когда попыталась, то издала
нечленораздельный звук, а затем снова вскрикнула.
– Изабелла, скажи мне! – Он держал ее руками за плечи и
тряс, отчаянно пытаясь заглянуть ей в глаза. – Что тебе сказали? Что-нибудь
насчет Амадео? Звонил тот же человек? Изабелла...
Он уже всерьез собирался дать ей пощечину, когда охранник,
сидевший на телефоне в приемной, влетел в кабинет.