«Вот тебе и следователь, — подумал я с досадой. —
Получается, что он сумел так много узнать за полтора-два часа, проведенных в
нашем управлении. Представляю, что будет, если ему разрешат покопаться у нас
несколько дней». Но говорить мне не хотелось. Ни про болезнь мальчика, ни про
подслушанный разговор. Саша Лобанов был слишком молод, и не следовало
рассказывать ему о том, что я случайно узнал. Я бы, пожалуй, не доверился и
самому Дубову. Такие секреты нельзя рассказывать никому, кроме очень близких
людей. Или чиновников, которые реально могут что-то сделать. Я хотел рас-,
сказать обо всем нашему шефу, но, во-первых, у него сидел Облонков, а
во-вторых, я не знал, как шеф отреагирует на мои откровения. Он вполне мог быть
в курсе всех дел своего заместителя, а я бы тогда оказался дураком. К тому же
под ставился бы, вызвал бы гнев очень влиятельных людей.
— Мы с ним обсуждали служебные дела, — сказал я, не вдаваясь
в подробности.
Очевидно, Лобанов понял мое состояние, поэтому не стал
настаивать на ответе. А потом началось самое неприятное…
Передать словами этот кошмар?.. Нет, изложу лишь в общих
чертах. Мы поднялись наверх, позвонили. И выяснилось, что Елена Сергеевна,
супруга покойного, уехала в больницу, к своей матери, дома осталась дочь. Она
открыла дверь сразу же, девочка знала меня в лицо. Впрочем, она не такая уж
девочка, невеста на выданье, двадцать лет. Я знал Ларису давно, с тех пор как
познакомился с Семеном Алексеевичем. Она называла меня дядя Леня, я старше
почти вдвое. Конечно, ее отец был намного старше меня, но он поздно женился.
Я вообще-то придерживаюсь вот какой теории: нельзя жениться
очень молодым. В редких случаях, когда попадается умная жена, этот брак еще
удается сохранить. Но если мужику тоже двадцать, брак распадается. Мужчине
нельзя в таком возрасте жениться. Он еще не чувствует ответственности за семью.
Конечно, бывают исключения, но они только подтверждают правило. Если парень
женился в восемнадцать-двадцать, значит, он несерьезный человек. Выходит, я был
несерьезным человеком, потому что рановато женился на Алене. Конечно, мне было
далеко не двадцать, но все-таки следовало немного подумать, присмотреться. А
вот Семен Алексеевич женился, когда ему было за тридцать. Может, это и есть идеальный
возраст для мужчины? С другой стороны, обидно. Если и твои дети женятся, когда
им будет за тридцать, то внуков своих ты в лучшем случае застанешь только в
яслях.
Лариса впустила нас, не удивляясь нашему приходу. А мы с
Сашей ничего не стали ей говорить. Минут через двадцать приехал Зоркальцев. Он
тоже сел с нами за столом и сообщил мне, что Кислов ждет внизу, в машине.
Лариса угощала нас чаем с пряниками. Мы вполголоса беседовали. Все ждали
хозяйку. И я все время смотрел на Ларису и думал о том, как ей будет тяжело.
Никто из нас не решился сказать девочке то, что мы должны были сказать. Я
соврал, заявил, что мы ждем ее папу, мол, у нас срочное дело.
Нет ничего хуже подобного ожидания. Сидишь за столом и ждешь
приезда хозяйки, жены твоего друга, которой ты должен сообщить о смерти мужа. Я
смотрел на Ларису такими глазами, что она вдруг начала что-то понимать. Но не
спросила про отца, думала о больной бабушке.
— В больнице что-нибудь случилось? Дядя Леня, скажите мне
правду.
— Нет-нет, — успокоил я девочку. — Можешь позвонить в
больницу и узнать, как чувствует себя твоя бабушка. Заодно узнай, выехала ли
твоя мама?
Елена Сергеевна преподавала в институте, и я знал, что
сегодня у нее выходной. Так объяснила и девушка. Она училась в том самом
педагогическом, где преподавала ее мама. Вообще это была дружная,
«показательная» семья. И по большому счету именно я ее разрушил. Когда я об
этом думал, то чувствовал неистовое желание вернуться обратно на службу, набить
морду 06-лонкову, выяснить всю правду и потом самому расправиться с убийцами.
Обычно в американских фильмах так все и происходит. Убивают друга главного
героя, и тот начинает мстить всем без разбора. Но это только в фильмах и только
для зрителей. В жизни все совсем иначе. Никто не разрешит тебе пойти и набить
морду начальнику. Не говоря уже о том, что он просто не захочет тебя слушать,
напишет рапорт, и ты живо вылетишь со службы.
В нашей стране о многом лучше догадываться, но помалкивать.
Ведь сколько заказных убийств совершается в одной только Москве? И практически
всегда, я подчеркиваю — всегда, прокуроры и следователи знают, кто заказал
убийство, кому было выгодно убийство. Но все дружно играют в свои игры, делая
вид, что ничего не понимают.
Мы ждали Елену Сергеевну минут сорок. Она наконец позвонила,
и мы сразу поднялись со стульев. Лариса открыла дверь, хотела что-то сказать
матери, но та увидела мое лицо, когда я вышел в коридор следом за девочкой. А
за мной вышли Лобанов и Зоркальцев. И Елена Сергеевна сразу все поняла. Поняла
по нашим лицам.
— Что с ним? — спросила она, глядя мне в глаза.
Я не ответил. Только смотрел на нее.
— Нет, — пробормотала она, — нет… Но Елена Сергеевна уже все
прочла в моих глазах. Я думаю, она что-то почувствовала еще ночью. Говорят, что
любящие супруги — словно половинки одного целого. Одна половинка всегда
чувствует, что происходит с другой.
— Он погиб, — сказал наконец я, глядя в ее расширенные
глаза.
— Нет! — закричала стоявшая рядом Лариса. — Неправда!
Елена Сергеевна закрыла глаза. И отвернулась. Господи, она
была очень сильной женщиной, настоящей подругой жизни. Я бы хотел иметь такую
жену. Хотел бы встретить именно такую женщину.
В этот момент Лариса лишилась чувств.
— Быстрее! — закричала Елена Сергеевна. — Отнесите ее на
диван, у нее пониженное давление.
Я поднял девушку на руки и отнес на диван. Саша сбегал за
водой. Елена Сергеевна принесла аптечку.
— У нее обморок, — пробормотал Зоркальцев.
Лариса лежала без движения. Мать достала пузырек нашатырного
спирта, поднесла к носу дочери. Девушка поморщилась, чихнула. Еще раз чихнула.
Наконец открыла глаза.
— Лара, Ларочка, — проговорила дрогнувшим голосом Елена
Сергеевна. И вдруг с размаху ударила дочь по щеке. Та вскрикнула — и сразу
обмякла, словно ждала этого удара. Потом отвернулась к стене и разрыдалась.
— Все в порядке, — сказала Елена Сергеевна, поднимаясь с
дивана. Честное слово, она постарела за несколько минут. Физически постарела. —
Где это случилось?
— Когда он возвращался с работы. — Я не хотел говорить, что
это случилось в подъезде их дома.
— Авария?
— Нет, в него стреляли.
Она пристально посмотрела на меня, словно не верила моим
словам. Потом спросила:
— Мне можно его увидеть?
Я посмотрел на Сашу Лобанова. Тот молча кивнул.