Уроки зависти - читать онлайн книгу. Автор: Анна Берсенева cтр.№ 13

Пришел он к ней той же ночью.

Нора поняла, что это он, в ту же секунду, как тоненько звякнуло стекло, к которому он прикоснулся пальцем. Он постучал по оконной раме, и стекло отозвалось, и сердце ее отозвалось тоже – вздрогнуло, взметнулось к горлу и сразу же покатилось в пятки.

Она вскочила, стала зачем-то надевать валенки, один надела, другого в темноте не нашла, побежала к окну в одном, запнулась о сбившийся половик, чуть не упала…

Схватившись обеими руками за оконную раму, Нора прижалась лбом к стеклу.

Прямо перед ее глазами были его глаза – темные земные разломы. И губы его она тоже видела, и ни слова не было на его губах. Он молча смотрел – глаза блестели. Он ждал.

Нора отпрянула от окна. Сердце колотилось теперь во всем теле, и все тело от этого тряслось как в лихорадке. Голова кружилась, и она боялась, что потеряет сознание. Это было бы совсем стыдно: здоровая девка, тетя Валя говорила, на ней пахать можно…

«Что же я? – вдруг мелькнуло у нее в голове. – Что стою-то? Он же уйдет!»

Она бросилась к двери, на ходу скидывая валенок, который непонятно зачем напялила. Засов как нарочно заело, она чуть не вырвала его из петель, пока сумела отодвинуть. Но тут уж распахнула дверь широко, поспешно и чуть на снег не вылетела, потому что крыльца у флигеля не было, дверь выходила прямо на улицу.

– Куда разлетелась? – Петр Васильевич засмеялся в темноте и подхватил Нору под мышки. – На снег босая! Ну-ка пойдем.

Он завел ее обратно в дом и закрыл дверь. Глухо брякнул засов.

Когда Нора проснулась от стука в окно, то свет не зажгла. Но сейчас она и в темноте видела Петра Васильевича так же ясно, как нынче утром в освещенном солнцем классе.

Только недолго смотрела она сейчас в его глаза – он крепко прижал ее к себе и поцеловал.

Совсем другой был этот поцелуй, чем два прежних, в физкабинете. Те были горячие и веселые, а этот хоть и тоже горячий, но… яростный, вот какой; от него губам стало больно, и Нора вскрикнула.

Она вскрикнула и сразу испугалась: вдруг он на это рассердится, оттолкнет ее? Но на Петра Васильевича ее вскрик оказал совсем другое воздействие. Он дернулся весь, как от удара, и с губ его сорвался глухой рык, от которого у Норы губы задрожали, потому что их поцелуй при этом не прервался.

– Ох, не могу!..

Петр Васильевич оттолкнул ее от себя быстро и грубо. Нора не поняла, в чем причина. Но прежде чем она успела что-либо сказать, он вскинул ее на руки и понес к кровати.

Комнатка была маленькая, и ему понадобилось сделать всего несколько шагов, и сделал он их мгновенно. Но что она за эти мгновения пережила!

Никто и никогда не держал ее на руках. Ей казалось, что и мама в детстве не держала. Ведь если держала бы, то она запомнила бы это счастье, этот разрывающий душу восторг! И что с того, что был он сейчас так краток? Ей хватило.

Петр Васильевич положил Нору на раскрытую постель, а сам стал расстегивать пуговицы на своих брюках и на полушубке. Но терпения на все это у него не хватило – он рванул полы полушубка, а потом и рубашки, пуговицы брызнули по углам, и сразу же Нора почувствовала на себе его тело, голое, горячее.

Ей стало страшно.

«Что же это я? Как же?.. Зачем?!» – пронеслось у нее в голове.

Во всем она была обычная деревенская девчонка, но вот в этом… Как ни старалась, Нора не могла относиться к этому попросту, как все. Не то чтобы задумывалась излишне, а просто… Просто ей было противно. Как позволить, чтобы тебя лапали, дышали в лицо перегаром, как не раз пытались взрослые мужики, или пусть даже обнимали, как порывались ее обнять молодые парни, – как позволить им все это, если они тебе чужие и ничто в тебе не отзывается на их желание?

Но ведь сейчас, ведь с ним все совсем по-другому? Или все-таки нет? Нора не знала.

Чтобы понять это, она зажмурилась. И сразу ей вспомнился его голос… Не теперешний, обычный, которым он произнес «ох, не могу», а тот, которым пел про ветер за занавесочкой и про разлуку двенадцатого часа. И тут уж все мысли выветрились у нее из головы, все сомнения улетучились, и, обхватив Петра Васильевича руками за шею, Нора полностью отдалась на его волю.

А воля его была сильна! И сильным было его тело. Упершись локтями в подушку, он коленями рванул, раздвинул ее ноги. Ночная сорочка сама собою задралась от этого, и ничто уж больше не мешало тому, чтобы Нора стала его, вся его, и сама она этому не мешала, а не то что сорочка.

Ей стало больно. Она закусила губы и запрокинула голову назад, за сбившуюся в ком подушку. Шея ее при этом выгнулась, и Петр Васильевич сразу стал целовать ее в шею, а потому ее закушенных губ не заметил.

Да хоть бы и заметил – что уж он мог бы с собою поделать? Весь он уже бился у Норы между ног, и если она и сама не понимала, больно ей или сладко, то ему наверняка было сладко, и только, без всяких сомнений. Он хрипел, и стонал, и упирался в ее плечи ладонями, и сжимал их до новой сильной боли, все новой и новой, которой она отдавалась то ли с привычной безропотностью, то ли с непривычной для себя страстью.

Да, сладко ему было – Нора не ошиблась.

– Сладкая ты моя! – вырвалось у него.

Она не поняла, что он вложил в этот возглас, какое чувство, но решила, что все-таки нежность. Ведь он не был с нею груб – был, пожалуй, даже ласков, так, как может быть ласков мужчина. Как-то… для себя ласков, но заодно и для нее все же. Нора, конечно, не знала, какая бывает мужская ласка, но когда эта ласка обратилась на нее, то сразу же ее угадала.

Только боль-то все равно разрывала ее изнутри, и скрыть эту боль было так же трудно, как кровь, льющуюся на простыню. Она чувствовала, что кровь не сочится даже, а именно что льется, хлюпает у нее между ног.

«Ему противно, может?» – подумала Нора.

Но уж этого она наверняка знать не могла – все ее догадки на его счет были только догадками, а реальностью было мужское тело, которое вбивалось в нее короткими, сильными ударами.

Последний его удар, самый сильный, она еле выдержала, и опять непонятно, что ее при этом охватило, только боль или что-то еще.

Петр Васильевич упал головою на ее плечо и замер. Он лежал так минуту, две… Нора не решалась пошевелиться, хотя задыхалась под ним: его тело и так было тяжелым, а теперь, когда все кончилось, стало таким, что ей показалось, будто ее завалило землею в шахте.

Наконец он поднял голову. Глаза у него были виноватые, как у ребенка. Нежность к нему сразу же залила ее сердце.

– Ах ты, люблюха моя, – проговорил он. – Надо же, как на тебя потянуло!

Что он назвал ее так необычно и что добавил «моя», было Норе приятно. Ведь, значит, не случайно для него то, что между ними сейчас произошло? Для нее это было неслучайным и ошеломляющим.

– Всю постель замарали, – сказал он. – Эх, девка! Нехорошо вышло.