– Не говори глупости, Эш. Он старый друг. А ты ведешь
себя отвратительно, – сказала Фернанда. Но Эшли настаивала на своем,
утверждая, что Джек Уотерман к ней неравнодушен.
– Это правда, мама? – с любопытством спросил Сэм,
отрываясь от тарелки с блинчиками.
– Нет, неправда. Он был другом папы, – заявила
Фернанда, как будто это что-то меняло. Ведь папы больше не было.
– Ну и что из этого? – не унималась Эшли, схватив
кусочек блинчика с тарелки Сэма, за что он хлопнул ее по руке салфеткой.
– Ты выйдешь за него замуж, мама? – грустно
взглянув на мать, спросил Сэм.
Он хотел, чтобы мама принадлежала только ему. Он все еще
продолжал спать в ее постели. Ему не хватало отца, и от этого он стал еще ближе
к матери и не желал ни с кем делить ее.
– Конечно же, нет, – в смятении оправдывалась
Фернанда. – Я ни за кого не собираюсь выходить замуж. Я все еще люблю
папу.
– Это хорошо, – с довольным видом сказал Сэм,
отправляя в рот насаженный на вилку кусок блинчика, с которого на футболку
капал сироп.
В последнюю неделю июня Фернанда почти не выходила из дома.
Она была слишком занята сборами. Надо было собрать и упаковать все
«обмундирование» Уилла для лакросса и вещи, которые Эшли брала с собой на озеро
Тахо. Это был бесконечный процесс. Казалось, что всякий раз, когда она
что-нибудь упаковывала, кто-нибудь снова вытаскивал из сумки эту вещь и надевал
на себя. К концу недели все снова оказывалось грязным и приходилось начинать
все сначала. Эшли перемерила весь свой гардероб и позаимствовала половину
одежды из гардероба Фернанды. А Сэм вдруг заявил, что не хочет ходить в дневной
лагерь.
– Ну-ну, не дури, Сэм. Тебе там понравится, –
уговаривала его Фернанда, загружая белье в стиральную машину.
В это время мимо промчалась Эшли в материнских туфлях на
высоком каблуке и одном из ее свитеров.
– Сними это немедленно! – приказала Фернанда. Тем
временем куда-то ушел Сэм, но появился Уилл, спросивший, не упаковала ли она
его зажимы, которые ему потребовались для того, чтобы потренироваться.
– Я предупреждаю, что, если кто-нибудь из вас
прикоснется к сумкам, которые я заново упаковала, я вас обоих убью. – Эшли
сделала вид, что страшно испугалась, а Уилл побежал наверх, чтобы поискать свои
ботинки.
Их мама все утро то и дело раздражалась. По правде говоря,
ей было грустно отпускать их обоих. Она теперь больше, чем когда-либо,
нуждалась в их обществе и знала, что ей будет их не хватать, когда они с Сэмом
останутся дома вдвоем. Она подозревала, что Сэм чувствует то же самое и именно
по этой причине отказался ходить в дневной лагерь. Она напомнила ему, что
четвертого июля они поедут на пикник в Напу. Она подумала, что это ему доставит
удовольствие, но он отнесся к этому с полным безразличием. Ему будет не хватать
сестры и брата. Уилл уезжал на три недели, а Эшли – на две. Но Сэму и Фернанде
это казалось целой вечностью.
– Не успеешь оглянуться, как они вернутся, –
утешала Сэма Фернанда. Но она говорила это, пытаясь утешить не только его, но и
себя.
У Питера, сидевшего в машине напротив их дома, были свои
причины для грусти. Через шесть дней будет совершено похищение, и его участие в
жизни Фернанды закончится навсегда. Возможно, они когда-нибудь где-нибудь
встретятся, и, если повезет, она никогда не узнает, какое участие он принимал в
том, что должно было со дня на день обрушиться на нее. Он мечтал о том, что
случайно встретится с ней или что снова станет следить за ней, лишь бы только
увидеть ее. Он следил за ней уже более месяца. И она ни разу не почувствовала
этого. Как и дети. Он вел себя осторожно и расчетливо, как и Карлтон Уотерс,
который вел наблюдение по уик-эндам. В отличие от Питера Уотерс не был ею
очарован. Он считал ее жизнь слишком заурядной и скучной, удивляясь, как она
может такое выносить. Она практически никуда не выходила, а когда это случалось,
то брала с собой детей. Но именно это и нравилось в ней Питеру.
– Она должна бы быть нам благодарна за то, что мы на
недельку-другую снимем с нее заботы о детях, – сказал Уотерс Питеру,
сменяющему его на наблюдательном посту. – Боже мой! Эта женщина никуда без
них не выходит!
– Это заслуживает восхищения, – сказал Питер. Его
самого это восхищало, но Карлтона Уотерса – нет.
– Неудивительно, что ее муж умер. Бедняга, должно быть,
скончался от скуки, – пробормотал Карлтон. Он считал слежку самой утомительной
частью работы, тогда как Питер обожал наблюдать за ней.
– Возможно, до того как она овдовела, она чаще выходила
из дома, – предположил Питер, а Уотерс только пожал плечами и, уступив
место в машине Питеру, отправился на автобусную остановку, чтобы вернуться в
Модесто.
Он был рад тому, что период наблюдения почти закончился и
можно будет перейти к делу. Ему не терпелось получить денежки. Эдисон сдержал
слово. Он, Старк и Фри получили по сто тысяч долларов каждый. Деньги были
уложены в чемоданы и оставлены в камере хранения на автобусном терминале в
Модесто. Когда они отправятся в Тахо, то возьмут деньги с собой. Все было
готово. Часы отсчитывали время, оставшееся до похищения.
Пока все шло в соответствии с разработанным графиком, и
Питер заверил Эдисона в том, что и дальше сбоев не будет. Но первая проблема
неожиданно возникла не по их вине, а со стороны самого Эдисона. Когда он сидел
за своим письменным столом и диктовал что-то секретарше, вошли двое людей,
которые предъявили ему удостоверения сотрудников ФБР и сказали, что он
арестован. Секретарша, вся в слезах, выскочила из комнаты, и никто ее не
остановил, но Филипп взглянул на них, презрительно скривив губы.
– Что за шутки вы себе позволяете? – спокойно
спросил он, подумав, что этот визит как-то связан с его лабораториями,
производящими кристаллический наркотик. Если это так, то его подпольная
деятельность впервые пересеклась с его законным бизнесом. Мужчины, все еще
державшие в руках удостоверения, были не в полицейской форме, а в клетчатых рубашках
и джинсах. Один был, видимо, испанцем, другой – афроамериканцем, и Филипп понятия
не имел, что им было нужно. Насколько он знал, в его наркобизнесе все шло
гладко. Все было законспирировано так тщательно, что ничто не могло вывести на
него, и управляли этими цепочками люди, компетентные во всех отношениях.
– Вы арестованы, Эдисон, – повторил человек
испанской внешности, и Филипп Эдисон расхохотался.
– Не смешите меня. Лучше скажите, за что, –
спросил он, не проявляя ни малейших признаков беспокойства.
– Очевидно, за какие-то махинации с переброской за
границы штата крупных сумм денег.
– Похоже, вы занимались отмыванием денег, –
объяснил испанец, чувствуя себя довольно неловко.
В то утро оба сотрудника осуществляли тайное наблюдение за
объектом в связи с другим делом и не успели переодеться, когда их срочно
отправили в офис Эдисона. Столкнувшись с таким безразличием с его стороны, они
почувствовали себя довольно глупо в этой одежде, как будто если бы они
выглядели более официально, то смогли бы испугать его или по меньшей мере
произвести на него впечатление. А теперь вот Эдисон просто сидел и потешался
над ними, словно они были дурно воспитанными мальчишками.