– Юля, честное слово, я тобой просто горжусь! – Азарцев со вздохом поцеловал милостливо протянутую ему руку. И в то же самое мгновение будто кто-то проник в его мозг и отчетливо там прошептал: «Предатель! Предатель!»
Колокольчик входной двери позвонил. Юлия выглянула в окно: шофер привез клиентку на консультацию.
Охранник пошел открывать.
– Ну, Вовка, твой выход. Дама что надо! – Юлия придирчиво разглядывала клиентку. Азарцев тоже встал, подошел к окну, выглянул из-за шторы. Шофер, открыв заднюю дверцу, помогал выбраться из машины пожилой даме в сером благородном пальто. Изящно уложенные волосы дамы были аккуратно подсинены.
– Так ей же все семьдесят! – с сомнением произнес Азарцев.
– Тем легче она согласится на операцию, уж если приехала!
– Тем больше вероятность наличия у нее гипертонической болезни, тромбофлебита, нарушений мозгового кровообращения… Нет уж, Юля, надо уговорить ее лечиться консервативно.
– Сопоставь стоимость и результат твоей операции и моих процедур! И еще подумай, какая она сейчас старуха и какая красотка она будет через полгода после операции! Если бы ты только знал, как много это значит для женщины! Да ей больше сорока пяти никто и давать не будет! И сколько ее подружек привалит после этого к нам! Нет, Азарцев, нам здесь нужна только хирургическая помощь, причем не в три, а в два этапа! Третий она может и не выдержать. Сначала делай ей щеки, подбородок и глазки, а потом уже лоб, шею и затылок. Затем я ей проведу курс мезотерапии, и она будет выглядеть гораздо моложе дочери, если та у нее имеется!
– Моложе внучки! – съязвил Азарцев. – Подумай, Юля! Каждый этап – минимум два часа под наркозом!
– На то ты у нас и блестящий хирург, чтобы закончить все дела за час-полтора!
– Да ты что! А где у нас блестящий анестезиолог, чтобы и больная спокойно спала, и не было передозировки препаратов, чтобы внутренние органы не пострадали!
– Что же у нас в Москве, кроме этой твоей бабы, и анестезиологов нет? – разъярилась Юля. – Кирюша отлично справляется! – Юлия имела в виду их нового анестезиолога, которого взяли на работу вместо Тины.
– Я не спорю, справляется. Но он пока еще очень молод. С Тиной оперировать мне было гораздо спокойнее.
– Ха! – Юля опять посмотрела Азарцеву пристально в глаза своим знаменитым взглядом удава. – Ее поезд, Азарцев, давно из твоей жизни уже должен был бы уйти! Она уже вышла в тираж. Можешь считать, что я тебя за измену простила.
– Знаешь, Юля, – устало ответил на это Азарцев, – не все такие непотопляемые, как ты. Не каждый может с легкостью проглотить другого. – Он хотел еще что-то сказать, но в это время в комнату вошел шофер.
– Пациентка доставлена, – доложил он. – Ждет в кабинете!
– Ой, как серьезно! – кокетливо посмотрела на шофера Юля. Азарцев поморщился и вышел из буфетной. Через секунду все его мысли полностью захватила ожидающая в кабинете дама.
7
– Дом с голубыми балконами! У подъезда – каштан! – что было силы орал Барашков в телефонную трубку, пытаясь энергией своего голоса внушить важность момента той женщине, что ответила по другую сторону телефонного провода: «Скорая слушает!» – Только не кладите трубку! – молил он. – Я здесь случайно, в гостях! Поверьте, я не обманываю! С женщиной очень плохо, она без сознания, нужно срочно госпитализировать! И если у вас есть реанимационная бригада, то она тоже нужна!
На другом конце провода мгновение стояла тишина, будто там соображали, что это – очередной глупый розыгрыш или все-таки нет.
– Моя фамилия Барашков! Я – врач! Я вас не обманываю! Поверьте мне! Соедините с главным врачом! – Аркадий кричал так, что было слышно, наверное, в соседнем подъезде.
– Фамилия, возраст, температура? – вдруг по-деловому сказали в трубке, и Барашков понял, что «Скорая» вызов примет. У него как-то странно вдруг запершило в горле, перехватило дыхание, и даже увлажнились глаза. Он испугался, что не сможет сразу ответить на все вопросы, но, быстро собравшись, хриплым голосом сообщил фамилию Тины, а возраст сказал наугад, потому что его никогда не интересовало точно, сколько ей лет, а про температуру сообщил, что она нормальная.
– Что болит? – по-прежнему металлическим голосом продолжали расспрашивать на том конце провода.
– Ничего не болит, она без сознания! – убеждал невидимого собеседника Барашков.
– А что случилось? Почему без сознания?
– Потому что она упала! Прямо на моих глазах!
– Ваша фамилия? – еще раз уточнил металлический голос, и после того, как Барашков в пятый раз проорал, что он Барашков, спросил: – Куда ехать? Назовите какие-нибудь ориентиры!
– Помойка во дворе. Выкрашена в зеленый цвет.
– Вы соображаете? – возмутилась «Скорая». – У нас в каждом дворе помойки!
– Да, и еще недалеко новая школа! Неудобно построена. Я когда ехал, не знал, с какой стороны ее объезжать! И кажется, рядом был магазин «Молоко»! – заорал Аркадий как резаный.
– Дом с другой стороны выходит на улицу?
– Кажется, да. Только я искал не с улицы, со двора. Улица уже второй год, как разрыта! Я помню, там канава была еще в прошлом году!
– Улица Скворечная, дом с голубыми балконами номер пятнадцать! – сообщила «Скорая». В голосе диспетчера даже появились человеческие нотки. – Теперь, какой подъезд, этаж и квартира? Код на двери?
– Кода нет, подъезд от угла второй, а на самом деле, может, и третий, – сказал Барашков. – Но я попрошу кого-нибудь встретить или сам выйду! У подъезда каштан. Номеров квартир здесь вообще ни у кого нет, но эта квартира – на пятом этаже. Выше только чердак! Я вас умоляю, приезжайте скорее!
– Ожидайте, ваш вызов принят! – трубку положили. Барашков облегченно вздохнул и склонился над Тиной, которая в прежнем положении была на полу, без сознания, с разбитой, окровавленной головой. В таком положении лицо ее выглядело каким-то чужим, незнакомым.
Он взял ее за запястье, и ее сердце тихонько ответило его пальцам тоненькой ниточкой еле различимой на ощупь пульсовой волны.
– Жива, – констатировал он и тут же ужаснулся тому, что сказал. Господи, как же она может быть не жива? Ведь это же Тина! Такой же родной ему человек, как жена, как дочь! На мгновение возникло в его сознании видение их прежней, такой родной, старой ординаторской, в которой собирались они. Вот, улыбаясь и что-то говоря, входит Тина. Она запыхалась и еще не застегнула халат, но глаза ее весело блестят, а на курносом веснушчатом носу выступили крошечные капельки пота. Она, не стесняясь, вытирает нос кусочком бинта и носком туфли пытается примять отошедший кусок линолеума на полу, одновременно энергично жестикулируя и говоря им всем что-то веселое, важное, дорогое…
И эта Тина сейчас перед ним?
А сам он сейчас разве прежний, такой, какой был тогда? Два года всего прошло, а как изменилась жизнь! И как он постарел, и как ему все надоело! Вечная погоня за деньгами, отвратительная физиономия Дорна, осторожная мордочка Мышки. Да провались она пропадом, эта всеобщая компьютеризация, эта приборомания, эта современная офисная мебель, если она ведет к разобщению душ! Нет в мире совершенства. Выкинуть бы к черту эти холодные пластиковые столы вместе с Дорном, вернуть бы старенький радиоприемник и синий продавленный диван, на котором так славно было во время дежурства пить черню-щий чай и знать, что ты не один, что, если надо, тебе помогут. Как же хочется по-настоящему лечить! Не метаться по трем местам, пытаясь заработать, а наблюдать одних и тех же больных от поступления и до выписки, радоваться стабилизации их состояния, ликовать от того, что сделано невозможное!