Джентльменов нет - и привет Джону Фаулзу! - читать онлайн книгу. Автор: Ирина Степановская cтр.№ 63

Нина молчала. Ей было понятно: московская девочка в далеком военном городке чувствовала себя как теплолюбивая канарейка, выпущенная на волю поздней осенью. Девочка, прежде окруженная любовью богатых, взрослых мужчин – отца и мужа, – полюбила мальчишку-ровесника, тоже имеющего мало представлений о мире.

«Он, наверное, Лизе еще и изменял», – с сочувствием подумала Нина и как в воду глядела.

– Представь себе, мой муж немного увлекся там дочкой полковника! – Лиза сказала об этом с выражением натуралиста, рассказывающего о своих опытах – со смесью интереса и беспристрастности.

– Что ж, и ты побывала в шкуре оставленной женщины, это полезно, – ответила Нина без всяких признаков злопыхательства.

– Для самообразования – полезно, для самолюбия и кормления ребенка – не очень, – заметила Лиза не без горечи. – Но мой муж не оставил меня, нет. Просто дочка полковника под разными предлогами чаще стала приходить на службу к отцу. Стояло жаркое лето, она приехала в городок на каникулы – училась в Чите. С началом осеннего семестра она укатила, мой муж поскучал без нее месяц или полтора, а потом постепенно забыл. Я же не сдавалась: устроила что-то вроде женской консультации, раскатывала всюду на своей красивой машине... В общем, вела себя не так, как принято в военных городках. Жена полковника, сама, видимо, положившая глаз на молодого лейтенанта, несколько раз делала мне замечания. Она даже ставила мне себя в пример! Я никак не могла понять, зачем это нужно: ведь она, на деле вертящая мужем, как ей угодно, всегда притворялась перед ним послушной женой, служанкой, рабыней даже. А в реальности была жесткой и холодной натурой, честолюбивой до ужаса, тщеславной до тошноты, и постоянно прикрывала свою сущность сюсюканьем, слащавыми улыбками и глупыми словами о патриотизме. Неужели полковник не мог понять характер своей жены?

Я же не пользовалась там успехом ни у кого. Друзья мужа считали меня взбалмошной и избалованной. Вполне допускаю, что им нашептывали все это их жены. Они, мне кажется, искренне недоумевали, зачем я вышла замуж за лейтенанта и приехала в такую даль. Сами они хвастались друг перед другом и продвижением по службе мужей, и тем, как они ловко умеют с ними управляться. Жены на ролях денщиков были там явлением столь же принятым, сколь и распространенным. В наш век, в государстве, претендующем на цивилизованность, они не допускали и мысли о каких-либо других отношениях между мужчинами и женщинами, кроме отношений начальника и подчиненного. Причем очень удачными считались семьи, в которых позицию начальника скрытно занимали жены. Идеалом для женщин, как я заметила, служил как раз брак бравого полковника. Сам он поначалу мог иметь мнение какое угодно, но если оно в чем-либо расходилось с мнением его жены, можно было не сомневаться: в течение трех дней полковник свое мнение менял. И это касалось и служебных вопросов тоже. Как это удавалось его жене – оставалось тайной. Однако все женщины городка стремились подражать ей – толстой, властной, немолодой, в бытовом смысле хитрой, а во всем остальном – почти неграмотной тетке. Вполне вероятно, что это именно она способствовала возвышению своего доброго, неглупого, но, видимо, до смерти боявшегося ее супруга. Женщины в городке утверждали, что в молодости она была больна какой-то редкой и тяжелой болезнью; муж долго лечил ее и даже возил в Москву на консультации. Лечение ей помогло, но с тех пор он ужасно боится, как бы опять с женой не случилось чего-либо подобного, поэтому никогда с ней не спорит.

– За что жены тебя не любили?

Лиза усмехнулась:

– За всякие глупости. Например, когда еще у нас не было стиральной машинки, а друзья приходили звать моего мужа на рыбалку или охоту, я вставала возле входных дверей и громко, во всеуслышание заявляла, что поехать с ними мой благоверный никак не может, потому что в воскресенье полно хозяйственных дел. Нужно постирать белье, помочь мне приготовить обед на три дня, погладить и помыть полы. «Да что же у тебя делает жена?» – спрашивали у мужа сослуживцы, а женщины вторили им: «Она не любит мужа!»

– Да, ситуация, – усмехнулась Нина, которая сама в течение тринадцати лет в одиночку стирала и гладила, и подавала еду, и готовила, и мыла.

– «Он с тобой разведется!» – пугали меня, – продолжала Лиза. – Но странное дело: по мере моего пребывания в роли прислуги я странным образом стала замечать угасание своего влечения к мужу. Если раньше я не могла спокойно видеть его замечательно красивое тело, теперь, после того как поздно вечером я падала в постель без сил от изнуряющего и отупляющего домашнего труда, оно стало меня раздражать. Иногда соседки спрашивали меня, чего я добиваюсь. Я отвечала, что хочу, чтобы у меня оставалось больше времени играть с ребенком, гулять и заниматься спортом. Несправедливо, что мужчины обязаны ходить на тренировки или играть в футбол, а женщины тем временем готовят для них еду, стирают и учат с детьми уроки. Хозяйственные дела нужно делить с мужьями поровну.

«Да они же устают на службе!» – крутили пальцами у висков мои соседки.

«Устают не больше, чем женщины, сидящие у постели больного ребенка, – отвечала я им. – У многих из вас не по одному ребенку – по двое, по трое. Если бы ваших мужей вместо службы засадить дома и заставить их выполнять всю домашнюю работу, ту самую, с которой успешно справляетесь вы, через неделю они подняли бы бунт!»

Я говорила, что переключение служебных дел на домашние – лучший отдых, только женщины должны быть сплоченнее и требовательнее! Это ничего не изменило в жизни нашего городка, только я прослыла подстрекательницей и ниспровергательницей основ. Жена полковника, во второй раз пригласившая меня на беседу, открыто намекнула, что перевод моего мужа в более цивилизованные края целиком зависит от моего поведения.

– Что же было дальше? – спросила Нина. Она не хотела быть Лизе судьей, но про себя знала: она тоже была Кириллу фактически прислугой, но не из-за неграмотности и невежества. Она хотела быть ему помощницей и другом, поэтому брала на себя то, с чем он не мог справиться. В конце концов, Нина усмехнулась, Кирилл ее предал.

– Я ушла из-за машины, – сказала Лиза. Они уже перешли в кухню варить кофе. Нина кипятила воду в кофеварке и ждала момента, когда нужно всыпать кофе. Лиза просто сидела на стуле за столом и монотонным голосом говорила ей в спину: – Если рассказывать коротко, мы все-таки попали в аварию. За рулем была я. Причем незадолго до того я выслушала несколько замечаний насчет того, что женщины – курицы, машину водить не могут, ну и так далее.

«Ага! – без злости подумала Нина. – Дело объясняется просто: тот, кто не любит – не хочет лишних хлопот. Зачем заботиться, волноваться, стремиться научить? Никто не хочет угождать нелюбимому человеку. Проще либо откупиться раз и навсегда, либо раз и навсегда запретить. Мне запрещал водить машину Кирилл, Лизе – ее второй муж. Но ни она, ни я не подчинились. Что ж, все произошло по справедливости, мы с Лизой квиты».

– Я никому не рассказывала об этой аварии, даже отцу, – продолжала Лиза. – Не знаю почему – наверное, правду открыть было неудобно, врать тоже не хотелось.

Нина сварила кофе и подала ей чашку.