Последний романтик - читать онлайн книгу. Автор: Элизабет Гилберт cтр.№ 14

Разумеется, школьные учителя понятия не имели, что делать с этим странным мальчиком, который не проявлял интереса к занятиям. И когда Юстас перешел в пятый класс, учительница вызвала миссис Конвей для разговора.

– Мне кажется, Юстас просто неспособен к обучению, – сказала она.

Но было уже слишком поздно: Юстас уже получил свое образование – по крайней мере, в том, что касается навыков и идеалов, привитых ему матерью. А поскольку ее понятия о воспитании противоречили идеям мужа, фокус был в том, чтобы не пытаться объединить эти философии в одну воспитательную доктрину, а применять их отдельно друг от друга, одну – открыто, на виду у всех, а другую – тайно, но последовательно. Юстас терпел отцовскую суровость и унижения лишь по вечерам и выходным, а его долгие свободные дни в лесу заполняли воодушевляющие материнские уроки. Обоих родителей объединяло одно: абсолютная однонаправленность. Оба ставили Юстаса в центр внимания, где он удостаивался высокой похвалы или был унижен. Мать Юстаса внушала ему, что он может изменить мир и любое дело на Земле ему под силу; отец твердил о его никчемности.

Поскольку Юстас воспринимал всё буквально, он верил обоим родителям. Непонятно, как у него голова не взорвалась от всех этих противоречий. Но неудивительно, что в детстве ему казалось, будто он является объектом крупного и садистского научного эксперимента. Что вся жизнь его проходит в огромной лаборатории и его просто проверяют, а его реакции пристально изучают ученые, которых он не видит и чьих мотивов не понимает. Разве можно придумать этому какое-то другое объяснение? Как объяснить, что днем он получает тайное письмо от матери, где написано, что он «красивый, храбрый, бесстрашный, умный и любящий сын», что им «можно только гордиться» и за него надо «воздавать благодарность Небесам» – и в тот самый день пишет в дневнике, что отец сравнил его с «тупым черномазым из трущоб»? «Мне хотелось его убить, – добавляет Юстас. – Не знаю, что со мной будет».

Он спал всего несколько часов в сутки. Остальные члены семьи ложились спать, а Юстас не спал до двух, трех, четырех утра. Доделывал домашнюю работу, которая всегда казалась ему рутиной – за исключением тех случаев, когда он должен был написать доклад на тему вроде «Вигвамы, их прошлое и настоящее». А потом, закончив с уроками, брал свой дневник и исписывал целые страницы рассказами о событиях и наблюдениях.

«Сегодня впервые в этом году ходил к озеру Робинвуд. Поймал большую самку расписной черепахи, которую отпустил в прошлом году зимой перед спячкой».

«Сегодня наконец увидел всех трех черепах в террариуме одновременно!»

«Сегодня Рэнди Кейбл поймал саламандру-альбиноса, и я ее заспиртовал».

«Черному большеглазому полозу нравится его новая клетка».

Он перечитывал дневник, отслеживая свои успехи по выживанию в лесу. Каждый день он ставил перед собой трудные цели по выживанию в условиях дикой природы, потому что, как сам позднее сказал, «вырос в среде и в семье, которая не предусматривала никаких ритуалов становления. Пришлось изобретать их самому».

Сделав записи в дневнике, Юстас не ложился до самого утра и увлеченно совершенствовал свои навыки в вышивании и плетении корзин. Он мог несколько месяцев работать над одной лишь парой мокасин из кожи оленя: сидел при тусклом свете, раскрыв на кровати старую книгу об индейском прикладном искусстве, и копировал сложные узоры из бусин со старых индейских нарядов. Это помогало ему отвлечься.

Мир трагических крайностей, в котором он жил, воспитал из него ярого перфекциониста. Ему было важно проживать каждую минуту своей жизни так, чтобы она была абсолютно идеальной. Это делалось и для того, чтобы уменьшить вероятность отцовских издевок, и для того, чтобы доказать матери, что ее похвала заслуженна. Юстас установил для себя невообразимо высокую планку. (Спустя годы он сокрушался в своем дневнике, что так никогда и не испытал «бесценной свободы детства»; над ним постоянно нависала «угроза неудачи»). Даже наедине с собой, даже ночью, когда он тайно работал над своей любимой индейской вышивкой, его действия должны были быть безупречными – иначе работа не принесла бы никакого удовлетворения. Распарывая неидеальные швы и пробуя снова, Юстас нашивал каждый ряд бусин до тех пор, пока те в точности не воспроизводили работу древних мастеров-шайенов. [29] В своей комнате на Дирвуд-драйв он делал произведения искусства, о которых другой ребенок даже бы не помышлял.

Наконец, выбившись из сил, он выключал свет и пытался уснуть. Иногда лежал в темноте и слушал, как ругаются родители. Часто плакал. А часто засыпал, прижав к горлу охотничий нож. Прикосновение лезвия к шее странным образом успокаивало. Успокаивала мысль, что в любой момент, если станет слишком плохо, он может покончить с собой. Осознание, что у него есть выбор, всегда дарило Юстасу спокойствие, необходимое, чтобы уснуть.

Полагаю, мало кому удалось испытать такое счастье, как нам в нашем положении, за много сотен миль в обдуваемой ветрами глуши. Я часто говорил брату: видишь, как мало нужно природе, чтобы жить в довольствии? Счастье, спутник удовлетворенности, находится в нас самих, а не в наслаждении внешними факторами.

Дэниэл Бун

Дейви Крокетт сбежал из дома в тринадцать, спасаясь от гнева отца. Отец Дэниэла Буна бил сыновей, пока те не начинали молить о пощаде, – но Дэниэл ни разу не сломался. («Ты не умеешь умолять?» – спрашивал его отец.) Все дни он проводил в одиночестве в лесу, подальше от отцовской территории, и к пятнадцати годам обрел репутацию одного из лучших охотников в лесах Пенсильвании. Джону Фримонту, исследователю дикой природы, было пять, когда он лишился отца. Отец Кита Карсона тоже погиб (на него упала ветка горящего дерева; он оставил жену с восемью детьми, которых ей пришлось воспитывать в одиночку), и в шестнадцать Кит сбежал из дома. Покоритель гор Джим Бриджер остался сиротой в четырнадцать.

В то время в этом не было ничего необычного. Товарные поезда, идущие на Запад, везли немало мальчишек, сбежавших из дома по разным причинам, – и можете быть уверены, многие из них подались на фронтир, потому что считали, что даже самая опасная неизведанная земля в мире лучше того, что происходит в их родном доме в Новой Англии, Виргинии или Теннесси. В наших учебниках истории много пишут о том, что именно влекло юношей на фронтир, но я не слишком удивлюсь, если окажется, что они вынуждены были податься туда из-за плохих отношений с жестокими отцами.

Так уж сложилось: в каждом поколении есть своя «новая волна ребят», которые бросили родной дом и готовы отправиться куда угодно, лишь бы подальше от отца. Это хороший способ быстро населить страну, хоть и не идеальный для внутреннего благополучия наших семей. Именно это пытался сделать Юстас Конвей – сбежать. Его детские годы были одной сплошной травмой, и он мечтал лишь об одном – удрать от всего этого.

«Перед сном, – писал он в дневнике в четырнадцать лет, – отец заходил в комнату и учил меня, как вести себя с людьми. Говорил, что я думаю только о себе. Что никто никогда меня не полюбит, что я пытаюсь всеми руководить и не делаю ничего для других. Мне кажется, бежать из дому глупо, но в лесу мне было бы лучше. Если я всё же уйду, то постараюсь не возвращаться, даже если буду умирать с голоду. Всё лучше, чем это».