— Игорь Николаевич, — спокойно глядя ему в глаза, с нажимом ответила Дарья, включив крутого топ-менеджера. — В наше время, если мужчина заплатил за даму в ресторане, он уверен, что выдал аванс и она его приняла и что это автоматически позволяет ему снисходительно-покупной тон с женщиной и предполагает ее расположение определенного плана. Поэтому за себя я всегда расплачиваюсь сама.
— Это правильно, Даша. И обязательно продолжайте поступать так и дальше со всеми остальными мужчинами, — улыбнулся он уголком губ — чтоб его кто-нибудь побрал! — своей убойной для женщины улыбкой. — Но, находясь в моем обществе, вы этого делать не будете, договорились? — утвердил он и пояснил: — Женщина, достающая кошелек в моем присутствии, выказывает тем самым свое неуважение ко мне как к мужчине.
— Ну, если вы так ставите вопрос… — засомневалась Дашка.
— Именно так! — с нажимом подтвердил он.
Дашка несколько опешила, когда Игорь Николаевич гуляющей, променадной походкой, держа под локоток, подвел ее к яхте. Спрятала за шутками странное волнение и совсем уж обалдела, когда увидела красиво сервированный стол на палубе. Быстрый, как ртуть, помощник капитана вытянул из руки оторопевшей Дашки букетик, сбегал в каюту, вернулся с вазочкой и водрузил последний цветочный штрих в центр стола, треща без остановки, как повезло синьору, что у него такая синьорина, и что-то еще про ее красоту.
— Баста! — остановила его она.
Дашка все пыталась удержать шляпку на голове, скрывая за полями глаза, ну, чтоб уж не так явно показывать свою радость, но он сорвал с нее шляпку, а Дашка махнула мысленно рукой на непонятно откуда взявшуюся застенчивость.
Ну здорово же!
Они пили ледяное шампанское, закусывали фруктами и сырами, разговаривали о ерунде и немного о работе и ее семье, так, по касательной, краем.
А она смотрела в эти его серо-голубые глаза, отливающие металлом и голубизной моря, и тонула в них бесшабашно, немного пугаясь самой себя. И находя в нем созвучие одинаковости переживаний красоты момента.
Она увидела, как вспыхнул мужской азарт у него в глазах, когда сказала, что он может принять участие в рыбной ловле. И смотрела со своего места, как он ловко управляется с удочкой и уловом и посмеивается, переговариваясь с другими рыбаками бог знает на каком языке, на рыбацком, наверное, но понимали они друг друга отлично!
Он выделялся на фоне всех этих итальянских мужчин, как красавец лайнер на фоне сухогрузов, — ростом, статью, манерой держаться, раскованной и уверенной одновременно, одеждой: легкой, обманчиво простой, но явно именных марок.
Да всем!
Власов Игорь Николаевич отличался от всех знакомых ей мужчин, как тигр от домашнего Барсика!
И вдруг, без предупреждений и подготовки, глядя, как он ловко снимает с крючков очередной улов, Дашка внезапно подумала: «Это мужчина моей жизни!»
И тут же она так испугалась этой мысли, что срочно затолкала ее куда подальше, приказав исчезнуть, не возникать и не напоминать о себе!
Разумеется, он победил! У нее сомнений на тему исхода соревнования не возникало, вот ни на мгновение. И они ели эту бесподобную рыбу, запивая вином победы, тень от скалы потихоньку наползала на столик, за которым они сидели, море плескалось под ногами, они смеялись, обсуждая его спортивную ловлю. И Дашка проживала такую щемящую красоту момента, что перехватывало дыхание, сбивая сердечный ритм. Что-то невероятное!
Они смеялись, когда возвращались назад, и Власов решил поплавать, а капитан восторженно замахал руками, выказывая итальянскую «уважуху». Власов уговаривал, не сильно настаивая, Дарью присоединиться к нему, а она отказывалась, смеясь, напоминая обещание обойтись без «выбрасывания за борт».
Они заедали его усталость после активного плавания копченой рыбой, от вкуса которой можно было язык проглотить, запивали вином, лениво о чем-то болтая, и Дарья, переполненная эмоциями, убаюканная покачиванием яхты, заснула.
Он поцеловал ей галантно руку у калитки, завалил презентами и уведомил о завтрашней поездке в Геную.
Дарья, устало передвигая ноги, вошла в дом, где была встречена воинствующей ожиданием Екатериной.
— Никакого спать! — грозно заявила Катька. — В кухню! Будешь подробничать деталями! Требую и настаиваю!
— Слушай, а пошли в сад, — предложила Дашка, понимая, что на этот раз не отвертеться. — У нас есть копченая рыба и бутылка холодного шампанского.
— Одобряю! — согласилась с предложением Катька.
Дашке пришлось «подробничать» рассказом о проведенных двух уже днях. Но она не обмолвилась и намеком про переживание чувства прекрасного, которым, казалось, переполнено все внутри, это представлялось ей настолько глубоко личным, интимным, тем, чем не делятся ни с кем.
— Так что?.. — спросила Катька. — Он тебе нравится?
— Он мне нравится, — утвердила Даша.
— И-и-и? — настаивала на продолжении сестра.
— Завтра мы едем в Геную, — не поддалась Дашка.
— И-и-и? — повторила Катька.
— Не надо «и», Кать, — попросила усталым тоном Дарья. — Я наслаждаюсь моментом. Он тоже. И это совершенно необычно, странно, как кисейное кружево прошлого, и здорово.
— И наслаждайся, Дашенька, — проникновенно пожелала Катя. — Наслаждайся!
И была их сказочная Генуя! Одна на двоих! Господи, как же это было необыкновенно!
Дарья очень любила этот город и не могла удержаться, делясь с Власовым этим чувством, эмоциями, рассказывая его историю, про здания, известных людей, исторические события.
Он внимательно, с большим интересом слушал, задавал вопросы, и его фирменная, немного снисходительная кривая улыбка не сходила с губ, сводя Дашку со всех умов, а в серо-голубых глазах плескался смех.
Она остановилась у витрины магазинчика, увидев шелковую, прозрачную шаль в серо-голубых тонах, с рисунком, изображавшим Геную, и засмотрелась, а Власов останавливаться не стал, зашел в магазин, купил эту шаль и принялся наматывать Даше на голову.
— Вы сегодня без шляпки, сейчас соорудим защиту от солнца.
Накрутил что-то невообразимое, Дашка хохотала, разглядывая себя в витринах, пока ветер не сорвал шаль с головы, и они побежали догонять, а поймал пожилой итальянец и вручил Даше со словами:
— Прекрасное обрамление для прекрасной синьорины, — и, поклонившись уважительно Власову, пошел дальше.
А Дашка тянула за собой Власова по улочкам, лесенкам, переулкам узеньким между домами, на площадь, где давали представление мимы и уличные циркачи, девочка играла на скрипке. И Дарья засмотрелась, а Власов куда-то исчез на несколько минут, вернулся и вручил ей расшитый веер и мороженое.
Мороженое стремительно таяло, Дарья сунула ему:
— Помогайте!