— Мистер Уорсли, — сказала Ясмин, точно подобрав момент, — не могли бы вы дать мне автограф? Вы единственный преподаватель, чьего автографа еще нет в моей коллекции.
Она держала наготове ручку и бланк химического факультета.
— Что это? — пробормотал Уорсли: он сунул руку в брючный карман и только потом повернулся к ней.
— Вот здесь, — сказала Ясмин, показав пальцем на середину листа, точно по моей инструкции. — Ваш автограф. Я их собираю. Ваш я буду ценить гораздо больше, чем все остальные.
Чтобы взять авторучку, Уорсли был вынужден вытащить руку из кармана. Это было комичное зрелище: бедный мужик выглядел так, словно в брюки к нему заползла змея. Потом он встал на цыпочки и начал пританцовывать.
— Вот здесь, — повторила Ясмин, указывая пальцем. — Затем я вклею этот автограф в свою коллекцию вместе со всеми остальными.
С умом, затуманенным сгущающейся страстью, Уорсли торопливо расписался. Ясмин аккуратно сложила листок и сунула его в свою сумочку. Уорсли крепко вцепился обеими руками в край лабораторного стола. Он начал раскачиваться, словно стоял не на крепком полу, а на палубе штормующего судна. Голова его взмокла от пота. В его оправдание я напомнил себе, что он получил двойную дозу. Думаю, Ясмин напомнила себе о том же самом; она отступила на пару шагов и приготовилась дать отпор грядущей атаке.
А. Р. Уорсли медленно повернул голову и взглянул на нее. Порошок подействовал очень сильно, в его глазах появился сумасшедший отблеск.
— Я… э-э… я… я…
— Что-нибудь не так, мистер Уорсли? — участливо спросила Ясмин. — Вам плохо?
Уорсли продолжал цепляться за стул и смотреть на нее. Пот катился по всему его лицу, капал с усов.
— Вам чем-нибудь помочь? — спросила Ясмин.
Уорсли странно забулькал.
— Может, принести воды? — предложила Ясмин. — Или нюхательной соли?
Уорсли так и стоял, цепляясь за стол, тряся взмокшей головой и издавая все те же булькающие звуки. Он напоминал мне человека, в чьем горле застряла рыбья кость.
И вдруг он издал громкий рев и бросился на девушку; он обеими руками схватил Ясмин за плечи и попытался уронить ее на пол, однако она ловко отскочила.
— Ага! — сказала она. — Так вот, значит, что вас беспокоило? Ну что ж, милый, тут нечего стесняться.
Ее голос звучал спокойно и совершенно холодно. Уорсли вытянул руки и снова бросился на нее, однако Ясмин была для него слишком уж ловкой.
— Секунду, — сказала она, открывая сумочку и вынимая резиновую штуку, полученную от меня вчера. — Я совсем не против, мистер У., немного с вами позабавиться, но ведь мы же не хотим, чтобы кто-нибудь здесь обрюхатился, правда? Так что будьте паинькой и постойте спокойно, а я надену вам этот маленький макинтош.
Однако А. Р. Уорсли не хотел никаких макинтошей и отнюдь не намеревался стоять спокойно. Не думаю даже, что он мог стоять спокойно, даже если бы и хотел. Было весьма поучительно наблюдать воздействие на субъекта двойной дозы. Главное, она заставляла его прыгать. Он все время подпрыгивал, словно делал какие-то гимнастические упражнения. А еще издавал эти странные утробные звуки. И все время махал руками, как ветряная мельница. А пот все катился по его лицу. А вокруг него танцевала Ясмин, держа обеими руками эту смешную резиновую штуку, танцевала и кричала:
— Да постойте же спокойно, мистер Уорсли! Я же близко вас к себе не подпущу, пока не надену вам это!
Вряд ли Уорсли ее слышал. Он явно взбесился от похоти и в то же самое время производил впечатление человека, которому крайне неуютно. Похоже, он прыгал из-за сильного неустранимого раздражения. Что-то его буквально жгло, жгло так сильно, что он даже не мог стоять. На собачьих бегах бывает, что собаке вставляют в задний проход кусок имбиря и собака бежит как сумасшедшая, пытаясь убежать от страшного жжения в заду. В случае А. Р. Уорсли жжение происходило в несколько другой части тела, и оно заставляло его метаться по лаборатории, и он все время напоминал себе, что только женщина и может помочь ему избавиться от этого страшного жжения. Но эта чертова женщина была для него чересчур быстра. Он не мог ее поймать. А жгло все сильнее и сильнее. И вдруг Уорсли одним рывком разорвал переднюю часть своих брюк; по полу весело зазвякали пуговицы. Затем он уронил свои брюки; они застряли где-то у него на коленях. Он пытался сбросить их, но не смог, потому что все еще был в ботинках. С брюками, запутавшимися на ногах, Уорсли был все равно что связан. Бежать он не мог, да что там бежать, он не мог ступить ни шагу. Он мог только подпрыгивать. Ясмин увидела свой шанс и сразу же им воспользовалась; она бросилась на тугой дрожащий стержень, торчащий из его кальсон, и схватила его правой рукой, как ручку теннисной ракетки. Половина дела была сделана, однако он тут же еще громче взревел.
— Да заткнитесь вы ради бога, — прошипела она, — а то сюда сбежится весь факультет! И не дергайтесь — мне никак не надеть вам эту чертову штуку.
Но Уорсли был глух ко всему, кроме своего желания. И он попросту не мог стоять спокойно. Стреноженный брюками, болтавшимися у него на лодыжках, он продолжал метаться из стороны в сторону, размахивал руками и ревел, как разъяренный бык. То, что пыталась сделать Ясмин, было, наверное, похоже на попытку вдеть нитку в иголку работающей швейной машинки. Под конец она потеряла терпение, и ее правая рука — та, которая держала рукоятку теннисной ракетки, — быстро, зловредно извернулась. Словно удар с лета с резким поворотом кисти, сообщающим мячу быстрое вращение. Это движение явно выиграло очко, потому что противник издал звериный рев, от которого в лаборатории задребезжали все пробирки. А еще Уорсли замер секунд на пять, что дало ей время натянуть наконец резиновую штуку на место и отпрыгнуть в сторону.
— Нельзя ли хоть немного поспокойнее? — спросила Ясмин. — Это все же не бой быков.
Уорсли тем временем содрал с себя ботинки и отбросил их в конец лаборатории; затем он избавился от брюк и снова обрел подвижность. Ясмин не могла не понимать, что настал момент истины.
И он действительно настал. Нет никакого смысла рисовать последующую сцену. Не было никаких пауз, никаких антрактов. Поражала энергия, приданная этому человеку двойной дозой жучиного порошка. Он бросился на девушку как на ухабистую дорогу, неровности которой он надеялся загладить. Он простреливал ее от форштевня до кормы, и снова, и снова заряжал свою пушку, хотя та чуть не плавилась от нагрева. Говорят, древние британцы добывали огонь, долго и быстро вращая деревянную палочку, упертую в деревянный брусок. Что же, если так получают огонь, Уорсли был ежесекундно готов запылать, деревяшка там или не деревяшка. Меня ничуть бы не удивило, заметь я струйку дыма, поднимающуюся от этой парочки, барахтавшейся на полу.
Пока все это продолжалось, я воспользовался временем, чтобы сделать в блокноте несколько заметок на будущее.
Заметка первая: старайся всегда организовать встречу Ясмин с обрабатываемым субъектом в комнате, где имеется диван, большое кресло или хотя бы ковер на полу. Вне всякого сомнения, она очень сильная и крепкая девушка, но требовать, чтобы она работала на твердой деревянной поверхности, в крайне суровых условиях, это несколько чересчур. При теперешнем положении дел она может легко повредить поясницу или даже получить перелом тазовых костей. И что же тогда будет с нашим остроумным планом, тра-ля-ля?