– Я говорила тебе... я хотела... чтобы ребенок...
родился... в этом доме... – Выдавливая из себя эти слова, она снова тужилась, и
он снова держал ее за плечи, удерживая на месте.
Андре видел то же, что и она, и не совсем понимал, что
происходит. Он чувствовал только страшное напряжение ее тела и слышал крики,
сопровождавшие тяжкие, древние родовые муки. Все тело Андре инстинктивно
напряглось. Вдруг Сабрина приподнялась и почти села.
– Ох, Андре... О Господи... Ох нет... Андре...
Казалось, этому не будет конца; он приговаривал что-то бессмысленное,
держа ее в объятиях, и слезы бежали по ее щекам. Вдруг она резко вскрикнула,
потом еще раз, падая на спину, когда боль отступила, а затем снова потужилась.
И вдруг он ощутил, что схватки начали учащаться. Он знал... он знал и
чувствовал то же, что и она.
– Давай... давай... давай, милая... Да, ты можешь... –
бормотал он.
– Не могу! – Она стонала от боли, и Андре хотелось
вырвать из нее ребенка, чтобы прекратить ее муки.
– Можешь!
– О Боже... Ох нет... Андре... – Она отбросила простыню
и в муках, хватая его за руку, цепляясь за кровать, тужилась, тужилась... пока
не откинулась в изнеможении.
Не было сил дышать, двигаться, плакать. И вдруг Андре
увидел, как медленно показалась круглая головка.
– Боже мой... Сабрина! – вскрикнул Андре.
Он не верил своим глазам: на него смотрело маленькое личико.
И тут он, будто делал это всю свою жизнь, подошел к другому концу кровати и
взял в руки крошечную головку. Сабрина снова напряглась – на этот раз
показались плечики. Андре тихонько помогал младенцу выбраться из материнской
утробы и плакал вместе с Сабриной. А она и плакала, и смеялась одновременно.
Тут Андре еще раз поторопил ее, и через минуту новорожденный младенец лежал в
руках отца. Андре с удивлением смотрел на жену, показывая ей ребенка.
– Девочка! – Он плакал, не стыдясь слез.
На свете не было никого красивее и лучше младенца, которого
он держал, и женщины, которую он любил. Андре подошел к изголовью кровати.
Сабрина откинулась на спину, ее начало трясти. Он укрыл ее
простыней и положил на руки ребенка.
– Ох, какая она красавица... И ты тоже...
– Я так люблю тебя... – Пуповина все еще соединяла мать
и дитя, но у Сабрины уже был такой вид, словно она покорила Эверест.
Она с обожанием смотрела на мужа, а он поцеловал мать, а
потом дочь.
– Ты поразительная... – Этого они никогда не забудут.
Глядя на Сабрину, он знал, что никогда прежде так не любил
ее. Она с ребенком на руках была прекраснее всего, что Андре до сих пор видел.
И тогда Сабрина медленно улыбнулась ему. Она еще дрожала, но
выглядела очень довольной.
– Ну что, Андре, твоя старушка не ударила в грязь
лицом?
А он купался в любви к ней и их ребенку. Ничего чудеснее не
было на свете. А когда через десять минут после родов в машине «скорой помощи»
прибыли врачи, дверь им открыл Андре, улыбавшийся от уха до уха.
– Добрый вечер, джентльмены! – Он был так счастлив и
горд, что «джентльменам» сразу стало ясно: они опоздали.
Не тратя времени на разговоры, доктор побежал наверх.
Счастливая Сабрина обнимала ребенка.
– Девочка! – радостно объявила она.
Андре и врач засмеялись, а затем доктор закрыл дверь,
осмотрел обеих, перерезал пуповину, убедился, что с Сабриной все в порядке, и
глянул на нее с удивлением.
– Должен заметить, дорогая, не ожидал я от тебя такой
прыти!
– Я тоже. – Она с благодарностью посмотрела на мужа. –
Если бы не ты, я бы не справилась.
Андре позабавила эта неожиданная похвала.
– Я же ничего не делал, только смотрел. Ты все сделала
сама. Сабрина взглянула на лежащего рядом и мирно спящего ребенка.
– Это она все сделала сама.
Малышка и вправду была чудесная. Доктор снова осмотрел ее и
остался доволен и матерью, и ребенком. В малышке добрых семь с половиной
фунтов, а то и больше.
– Вообще-то следовало бы отвезти тебя в больницу и
оставить там... – Однако в этом не было особой нужды: роды прошли без
осложнений. – Как ты на это смотришь?
Сабрине это предложение было не по душе.
– Нет, я лучше останусь здесь.
– Я так и думал, – ничуть не удивился доктор. – Ну что
ж... Сабрина сияла.
– Ладно, я разрешаю тебе остаться дома, но если возникнут
какие-нибудь осложнения: жар, недомогание, – доктор обернулся к Андре, –
звоните мне немедленно! А ты, Сабрина, на этот раз не тяни до последнего! –
погрозил он пальцем.
Она усмехнулась им обоим.
– Я хотела дождаться утра. Ненавижу будить людей посреди
ночи.
Мужчины дружно расхохотались. Именно это она и сделала, да
еще весьма драматически. Часы показывали пятнадцать минут шестого, и на улице
было еще темно. На свет Божий появилась Доминик Амели де Верней. Они с трудом
подобрали ей имя, но давно условились, что оно должно подходить и мальчику, и
девочке.
Когда доктор уехал, Андре принес жене чашку чая, а служанка,
терпеливо дожидавшаяся окончания родов, унесла девочку наверх, чтобы искупать
ее, и вскоре принесла ребенка обратно. Постель сменили, Сабрина снова легла в
кровать, потягивая ароматный чай и держа у груди Доминик.
Андре все еще смотрел на нее с недоверием. Небо за окнами
посветлело, выглянуло солнышко.
– Ну, какие у нас планы на сегодня, любовь моя? – Они
переглянулись и рассмеялись.
Каким долгим было ожидание, и как быстро все произошло! Уже
засыпая, Сабрина снова вспомнила об ужасном доме в Чайнатауне, о том, как Андре
спокойно разговаривал с врачом под дулом пистолета, о том, как они бежали по
ступенькам. А теперь рядом с ней лежит крошечная девочка, а у кровати сидит
муж...
Когда Сабрина проснулась, они позвонили Антуану. Он
собирался идти в поля и немедленно снял трубку.
– Это девочка!
– Как, уже? – поразился Антуан. – Боже, это чудесно!
– Мы назвали ее Доминик. Она очень красивая, и ей уже
два часа... – Андре взглянул на часы, – и четырнадцать минут. – Он сиял.
– О Боже... Папа... C'est formidable!
[16]
А как Сабрина?.. Она в больнице?
Андре не упустил случая подшутить над сыном:
– Я отвечу на все твои вопросы кратко: да, отлично,
нет. Да, это потрясающе; она чувствует себя отлично; нет, она не в больнице.
Ребенок родился дома.
Сабрина сияла, слушая этот разговор. Она никогда не забудет,
что в эти минуты он был с ней рядом и поддерживал ее. Это дорогого стоило.