– Неужели? В таком случае достаньте и освежите в памяти последнюю строку. Исключение.
Частин взглянул в самый низ странички:
– Здесь сказано, что исключение составляют те, кто способен доказать руководству, что означенные лица состоят с офицером полиции в кровном родстве или связаны брачными узами. Если подобный факт установлен…
– Довольно! – прервал его Босх и вынул из папки листок, чтобы Частин видел, что находилось под ней. – Перед вами свидетельство о браке, выданное в округе Кларк, штат Невада. Оно удостоверяет, что Элеонор Уиш является моей супругой. Если этого недостаточно, далее имеются данные под присягой показания моих коллег, выступивших свидетелями во время бракосочетания. Шафера и подружки невесты.
Частин уставился в документы.
– Вы проиграли. Больше не суйте нос в мою жизнь.
Частин откинулся на спинку стула. Его лицо покраснело, он неловко улыбнулся. Теперь он не сомневался, что его коллеги не только слушают, но и смотрят.
– Вы женились, чтобы уйти от обвинений отдела внутренних расследований?
– Нет! Я женился, потому что люблю этого человека. Вот в каких случаях женятся люди.
Частин покачал головой, взглянул на часы и принялся ворошить бумаги, делая вид, что все происходящее – заминка в его важной работе.
– Нечего ответить? – промолвил Босх. – Ну, пока! – Он собрался уходить, но повернулся к Частину и добавил: – Чуть не забыл. Передайте своему информатору, что дело закрыто.
– Какому информатору, Босх? Вы о чем?
– Я о Фицджералде, или кто там у вас есть из ОБОП.
– Не понимаю…
– Все вы понимаете. Я вас насквозь вижу, Частин. Вы бы никогда в жизни сами не докопались до Элеонор Уиш. А Фицджералд вам скачал информацию. Подкинул материал. Он или кто-нибудь другой, мне без разницы. Можете ему передать, что наш договор потерял силу. Так и скажите. – Босх встряхнул коробку, видео– и аудиокассеты стукнули, но, судя по всему, Частин не догадывался о ее содержимом.
– Непременно скажите, – повторил Босх. – Ну, пока.
Он задержался у столика секретарши и показал ей поднятые вверх большие пальцы. Но в коридоре повернул не налево, к лифтам, а направо, к кабинету шефа. В приемной сидел помощник начальника полиции, лейтенант в форме. Босх поставил коробку из-под обуви на стол.
– Чем могу помочь? Что это? – спросил лейтенант.
– Коробка. А в ней видео– и аудиозаписи, которые хотел посмотреть и послушать шеф. Немедленно.
– Подождите! Шеф знает, в чем дело?
– Передайте, пусть позвонит заместителю Фицджералду. Тот ему все объяснит.
Лейтенант спросил, как его фамилия, но Босх не ответил, проскользнул в двойные двери и двинулся к лифтам. У него стало хорошо на душе. Он не знал, будет ли толк от того, что он передал начальнику полиции записи незаконного прослушивания, но сознавал, что сделал все возможное. Частин доложит Фицджералду о его выходке с коробкой, начальник ОБОП поймет, что это исключительно его инициатива, и не станет преследовать Биллетс и Райдер. Пусть, если желает, гоняется за ним. Но Босх ощущал себя неуязвимым. Теперь у Фицджералда на него ничего не было. Ни у него, ни у кого другого.
X
Это был их первый выход на пляж после того, как два дня они почти не покидали номер. Босху было неуютно в шезлонге. Почему людям нравится сидеть и поджариваться на солнце? Его намазали лосьоном, между пальцев ног набился песок. Элеонор купила ему красные купальные трусы. Босх чувствовал себя в них по-идиотски, ему казалось, что все на него смотрят. Слава Богу, что не узенькие плавки, как на некоторых мужчинах на пляже, хоть за это спасибо.
Гавайи были бесподобны – все необыкновенно красиво. И женщины тоже, особенно Элеонор. Она лежала рядом в шезлонге, закрыв глаза и улыбаясь, в черном купальнике, обнажающем ее загорелые мускулистые бедра.
– Куда смотришь? – спросила Элеонор, не открывая глаз.
– Да так… Может, пойти прогуляться?
– Почитай книгу. Тебе надо расслабиться. Медовый месяц для этого и существует. Любовь, отдых, вкусная еда, хорошая компания.
– Два пункта из четырех мне нравятся.
– А что ты имеешь против еды?
– Против еды ничего.
– Очень смешно. – Элеонор похлопала Гарри по руке. Затем приподнялась и стала наблюдать за искрящейся голубой водой. Вдали над горизонтом возвышался хребет Молокини.
– Как здесь великолепно, Гарри!
– Да.
Они молча смотрели, как бродят у кромки воды люди. Босх подтянул ноги и оперся грудью о колени. Он чувствовал, как солнце греет плечи. По берегу томной походкой шла девушка, и все мужчины поворачивали головы в ее сторону. Высокая и гибкая, длинные волосы с каштановым отливом намокли после купания. Загорелая кожа напоминала медь. В очень открытом купальнике – узкие ленточки и черный матерчатый треугольник. Когда она проходила мимо Босха, он взглянул на нее из-под темных очков. Знакомые черты лица… Он ее узнал.
– Гарри, – шепнула ему Элеонор, – она похожа на танцовщицу. Ту, на фотографии, я видела эту девушку с Тони.
– Лейла.
– Она?
– Я не привык верить в совпадения.
– Сообщишь в ФБР? Деньги скорее всего с ней, здесь.
Девушка удалялась. Со спины казалось, что она совершенно обнаженная. Солнце сверкнуло на стеклах очков, и Босх прищурился. Девушка растворилась в блеске лучей и мареве океана.
– Не стану я никому сообщать, – произнес он.
– Почему?
– Она не совершила ничего противозаконного. Позволила обожателю подарить себе деньги. Это не запрещается. Может, она его любила.
Босх вспомнил последние слова Вероники.
– В конце концов, кто лишился этих миллионов? ФБР? Полицейское управление Лос-Анджелеса? Какой-нибудь жирный старый бандит из пригорода Чикаго с кучкой телохранителей? Забудем. Я не собираюсь никому звонить.
Босх в последний раз посмотрел на Лейлу. Она шла вдоль берега, смотрела на воду, и солнце ласкало ее лицо. Он кивнул ей, но она, конечно, не заметила. Босх закрыл глаза и ощутил, как солнечное тепло проникает под кожу и согревает душу. Элеонор дотронулась до его руки. Гарри улыбнулся. Ему стало хорошо. Он надеялся, что так хорошо ему будет теперь всегда.