Шанталь ответила после третьего гудка.
– Марк-Эдуард?
– Да. – Он помолчал. – Как ты?
«Зачем я позвонил? А вдруг Динна проснется?»
– У тебя какой-то странный голос. Что-нибудь случилось?
– Нет-нет, ничего не случилось, просто я очень устал.
– Это естественно. Вы поговорили?
Как же Шанталь настырна. Раньше Марк не замечал за ней такой
особенности.
– Вообще-то нет, так, немного.
– Догадываюсь, как тебе должно быть трудно.
Шанталь вздохнула.
– Да, нелегко. – Марк помолчал. В коридоре послышались
шаги. – Шанталь, я тебе позже перезвоню.
– Когда?
– Позже. – Пауза. – Я люблю тебя.
– Я рада, дорогой, я тоже тебя люблю.
Марк положил трубку, рука у него дрожала. Шаги приближались.
Но оказалось, что он испугался напрасно, это был всего лишь смотритель дома –
он пришел поинтересоваться, как они устроились. Удовлетворенный ответом Марка,
смотритель ушел. Марк снова устало сел. Он отчетливо осознал, что так не может
продолжаться, нельзя вести двойную игру до бесконечности. Звонить Шанталь и
восстанавливать мир с Динной, летать из Калифорнии во Францию и обратно,
выкручиваться и придумывать оправдания перед обеими женщинами, а потом,
чувствуя угрызения совести, осыпать обеих подарками. Динна права.
Изворачиваться эти несколько лет было очень тяжело, почти на грани возможного.
Но тогда Динна не знала правду, а теперь знает, и это все изменило. Марк опять
почувствовал себя хуже. Он закрыл глаза, и его мысли мгновенно унеслись с
прошлое, в тот день, когда он последний раз виделся с Пилар. Они тогда гуляли
по берегу моря. Пилар его поддразнивала, он смеялся, потом серьезно потребовал
от нее обещания, что она будет осторожна с мотоциклом. Она снова засмеялась.
К горлу подступил ком, и Марк громко разрыдался. Он даже не
слышал, как в комнату, ступая в одних чулках, бесшумно, как кошка, вошла Динна.
Она медленно подошла к Марку и положила руки на его плечи, содрогающиеся в
рыданиях.
– Все в порядке, Марк, я с тобой. – По ее лицу тож??
текли слезы, Марк почувствовал, как они впитались в его рубашку, когда Динна
прижалась щекой к его груди. – Все хорошо.
– Если бы ты знала, как я любил Пилар... Ну зачем я это
сделал! Если бы я не купил ей этот чертов мотоцикл! Мне надо было понимать, чем
это может кончиться!
– Сейчас это уже не важно. Так было назначено судьбой.
Ты не можешь теперь убиваться всю жизнь.
– Но почему? Почему это случилось с Пилар, почему с
нами? Мы уже потеряли двух мальчиков, а теперь лишились последнего ребенка.
Динна, как ты это перенесла?
Она крепко зажмурилась.
– Марк, у нас нет выбора. Я думала... когда два наших
мальчика умерли, я думала, что сама умру. Мне казалось, что я не смогу прожить
ни дня. Мне не хотелось жить; наступал очередной новый день, а мне хотелось
забиться в какой-нибудь угол и никогда из него не выходить. Но я не забилась,
каким-то образом я продолжала жить. Отчасти из-за тебя, отчасти из-за самой
себя. А потом у нас появилась Пилар, и я забыла ту боль, я думала, что мне
никогда больше не придется ее испытать. Но теперь я снова вспомнила, что это
такое, только на этот раз все гораздо хуже.
Динна опустила голову. Марк обнял ее.
– Я понимаю. Знаешь, как бы я хотел, чтобы наши сыновья
были живы! А теперь у нас больше нет детей.
Динна молча кивнула, обостренно чувствуя боль, скрытую за
его словами.
– Я бы все отдал, чтобы вернуть Пилар.
Они долго сидели молча, обнимая друг друга. Потом вместе
вышли в сад. Когда они вернулись, наступило время обеда.
– Если хочешь, мы можем пообедать в деревне. Марк
посмотрел на Динну скорбным и усталым взглядом. Она покачала головой.
– А может, будет лучше, если я что-нибудь приготовлю
здесь? В доме есть продукты?
– Смотритель сказал, что его жена принесла хлеб, сыр и
яйца.
– Что ты на это скажешь?
Марк равнодушно пожал плечами. Динна сняла свитер, который
надевала на прогулку, повесила его на спинку массивного стула в стиле Людовика
XIV и пошла в кухню.
Через двадцать минут у нее были готовы яичница-болтунья,
тосты с сыром бри и две чашки горячего кофе. Динна сомневалась, что им обоим
после еды станет легче. Разве еда имела сейчас хоть какое-то значение? Всю
неделю их уговаривали поесть, как будто это могло что-то изменить. Но у Динны
совершенно пропал аппетит, она могла бы не есть совсем. Она и сейчас приготовила
все только ради Марка, ну и еще для того, чтобы чем-нибудь занять себя и его.
Почему-то ни одному из них не хотелось разговаривать, хотя им было что сказать
друг другу, и немало.
Поели молча, а затем они разошлись по разным местам. Динна
отправилась рассматривать картины, развешанные в галереях и по стенам длинных
коридоров, а Марк ушел в библиотеку. В одиннадцать оба так же молча легли в
кровать. Утром, едва Динна пошевелилась, Марк тут же встал с постели. Первое
слово было сказано не раньше одиннадцати. Динна сидела за туалетным столиком,
она лишь недавно встала, с утра ее подташнивало.
– Ты плохо себя чувствуешь? – Марк встревоженно
нахмурился.
– Нет-нет, со мной все в порядке.
– По твоему виду этого не скажешь. Может, приготовить
тебе кофе?
Динну затошнило даже от одной мысли о кофе. Она отчаянно
замотала головой.
– Спасибо, не нужно, честное слово, все нормально.
– А тебе не кажется, что что-то не так? Ты уже
несколько дней просто не похожа на себя.
Динна попыталась улыбнуться, но попытка провалилась.
– Мне неприятно это говорить, дорогой, но ты тоже
выглядишь неважно.
Марк только плечами пожал.
– Может быть, у тебя открылась язва?
Язва желудка развилась у Динны еще после смерти их первого
ребенка, и она так и не зарубцевалась окончательно. Динна снова помотала
головой.
– У меня ничего не болит. Я просто постоянно чувствую
себя обессиленной, и временами меня тошнит. Это просто от усталости. – Она
снова попыталась улыбнуться. – Ничего удивительного. В последнее время мы оба
не высыпались – смена часовых поясов, долгие переезды, потрясение... Думаю,
можно только удивляться, как мы до сих пор держимся на ногах. Я уверена, что у
меня нет ничего серьезного.
Марк недоверчиво кивнул. Он заметил, что, вставая, Динна
немного пошатнулась. Конечно, эмоциональные потрясения могут влиять на человека
самым неожиданным образом. Динна пошла принять душ, и Марк снова задумался о
Шанталь. Ему хотелось ей позвонить, но она бы потребовала от него отчета, стала
бы спрашивать, какие у него новости, а ему было нечего ей сказать – кроме того,
что он проводит уик-энд с женой и оба они чувствуют себя хуже некуда.