Разборки олимпийского уровня - читать онлайн книгу. Автор: Валентин Леженда cтр.№ 66

Рядом с островом Калипсо на брюхе плавал дохлый гигантский железный кит, по спине которого сновали маленькие фигурки неких человекообразных существ с блестящими плоскими мордами и изогнутыми трубками на головах. Шкура у этих существ была иссиня-черного цвета, а ноги напоминали лапы тритона, в смысле животного, а не сына Посейдона. (Ох, и набьют после этого местные аквалангисты автору морду. Ох и набьют! — Авт.). За спинами монстров топорщились непонятные круглые горбы, и греки с содроганием стали молить Зевса, чтобы эти существа на дохлом ките их не заметили.

Но проплывающие мимо герои были морским чудовищам до фени. Никто из кошмарных существ даже не посмотрел в сторону греческого корабля.

— Наверное, их Тритон наплодил, — задумчиво предположил Агамемнон. — Спутался, небось, с какой-нибудь каракатицей. Развратник сын Посейдона тот еще.

— Ты это потише, — прикрикнул на героя Парис. — У моря тоже уши есть.

— Вот, послушайте, — вмешался в разговор Аякс. — Харибду с Сциллой греки проминули. Плевать им было на опасность, назад они не повернули. И остров нимфы их не испугал, Аякс на лире весело играл.

— Чего?!! — дружно переспросили герои, недоуменно вытаращившись на друга.

— Ну… э… — промямлил Аякс, — я научусь в будущем…

Через час даже Аяксу стало ясно, что они плывут в сторону Итаки.

Было ли это счастливым совпадением?

Вполне возможно.

Тем не менее божественный прибор вел греков строго к родине Одиссея.

А чему тут удивляться? Все было близко. Сколько там того понта… понты! Все рядом. Все, так сказать, под рукой. Маленькой Аттика была. Это историки потом ее раздули до невероятных размеров.

Сколько там у них Одиссей скитался?

Больше десяти лет, двадцати?

А вот дудки вам! Неделю хитроумный царь Итаки по морю плавал, но за эту неделю успел навидаться всевозможных чудес на тридцать лет вперед. В смысле столько бы времени у него заняло написание многочисленных мемуаров, основанных на путешествии. Забегая вперед, отметим, что Одиссей эти мемуары все-таки написал (надиктовал Софоклюсу. — Авт.). Но, к сожалению, они погибли, когда Нерон поджег Рим, желая на время ощутить себя в пылающей, осаждаемой греками Трое. Да что с него взять, с Нейрона этого. Гей-маразматик. Как идиот правление начал и как законченный придурок его закончил. Наложил на себя руки, во всеуслышание сетуя при этом, что в свое время не стал драматическим актером, выбрав нелегкую профессию императора.

Но это уже события совсем из другой книги и, соответственно, иного времени.

Дабы приплыть в Итаку на красивом корабле, с новыми парусами, в хорошей одежде и с полным трюмом экзотической снеди, герои решили заскочить по пути к царю феаков Алконавту и лишь затем, на отремонтированном судне с полным трюмом, плыть на родину Одиссея.

Неожиданно выяснилось, что Агамемнон — сводный брат Алконавта, и это оказалось очень даже кстати.

Одиссей с царем феаков знаком не был. Да и вообще вся эта затея была ему не по душе.

Уж больно имя у этого царя какое-то подозрительное.

Да и Аякс странно обрадовался, когда речь зашла о стране феаков. Не нравилось это все Одиссею, очень не нравилось. Но жадность победила в царе Итаки подозрительность. Все-таки на шару заполнить корабль жратвой, да и шмотками царскими прибарахлиться было весьма соблазнительно.

Короче, приплыли греки в гости к Алконавту. Тот как корабль греческий у берега увидал, так из дворца сразу и примчался, голяком на черной колеснице. (В тот момент царь феаков как раз принимал ванну. — Авт.) С чувством обнял Алконавт своего сводного брата Агамемнона.

Так, конечно, царь был себе ничего. Хоть и в летах, но крепко сложен. Мышцы под кожей поигрывают, но Одиссей подметил в его внешности и кое-что еще. Руки у Алконавта немного дрожали, нос был красный, глаза мутноватые, да и пахло от него явно не амброзией, а кое-чем покрепче. Правда, речь — и в этом надо отдать должное царю феаков — была у него твердой, как и поступь. Так вроде и не скажешь, что человек находится в двух шагах от белой горячки.

— Как я рад! — радостно повторял Алконавт. — О, как я рад…

Агамемнон по очереди представил царю своих друзей, начав, естественно, с Одиссея.

— О! — закричал Алконавт. — Так это и есть хитроумный владыка Итаки? Большая честь для меня принимать великого Одиссея в своих землях!

Одиссей почтительно поклонился.

— Друзья мои, — сказал Алконавт, — пройдемте же скорее в мой дворец. Закатим пир в честь нашей знаменательной встречи…

Вот именно этого Одиссей и опасался. Больше всего…

Дворец царя Алконавта требует отдельного описания, ибо подобного ему сооружения в Аттике не было.

Греков доставили во дворец феакийского правителя на колесницах, а их корабль уже ремонтировался в местных кораблестроительных доках.

Феаки были народом богатым и гостеприимным.

Итак, дворец.

Выполнен он был с потрясающей воображение точностью в виде гигантской винной амфоры. Одиссей, как его увидел, так сразу духом и пал, ибо по всему выходило, что задержатся они здесь надолго. Это сразу стало ясно — достаточно было взглянуть на Аякса, лыбившегося, точно перед женитьбой на несовершеннолетней гетере.

Стены дворца Алконавта были облицованы лекифами и пифосами. Во дворе били фонтаны из разных сортов вин, и пахло вокруг… нет, этого нельзя передать словами, это нужно просто брать и нюхать.

Париса от этого воздуха мгновенно развезло, и он стал достаточно вульгарно приставать к большезадой и крутобедрой дочери Алконавта Навсикае, которая сразу же положила глаз на Одиссея.

“Хорошей женщины должно быть много, — спокойно размышлял царь Итаки, — но это, по-моему, уже слишком даже для меня”.

Начался пир.

Все бы ничего, но Навсикае вдруг вздумалось пригласить Одиссея на танец. Тот, конечно, сразу же попытался дать деру, но был пойман во дворе сыном царя Алконавта Лаодамом и его другом Эвриалом.

— Нехорошо, уважаемый, — укоризненно сказал Одиссею Лаодам. — Ты нарушаешь наши обычаи. Мой папа может сильно на тебя обидеться.

Короче, еле-еле уговорили они Одиссея спуститься с верхушки колонны и отвели его обратно в пиршественный зал.

— Агамемнон, Гектор, Аякс, — в отчаянии закричал царь Итаки, — помогите!

Но за гомоном пьяных голосов его никто из героев не услышал, и Навсикая, прижав голову Одиссея к своей чудовищной груди, пустилась в пляс.

Впрочем, грудь у дочери Алконавта была ничего. Грудь Одиссею понравилась, поскольку по своим размерам она втрое превышала зад Пенелопы.

“Второй раз жениться, что ли?” — мелькнула было у Одиссея безумная мысль, но он наступил этой мысли на горло еще в самом зародыше.