Алекс вновь пожал плечами:
— Ну да. Она ведь умрет, ничего не чувствуя. А потом, это нам только на руку.
Вендис шагнул ближе и повысил голос:
— Что за бред ты несешь?!
— Мне известна лишь половина правды. Второй половиной владеет она. Без ее сведений мои ответы вам ничем не помогут. Если она умрет, то мы выиграем, потому что ничего у вас не получится. Скорбеть я не буду — лекарства не позволят… Вот я и говорю: давайте режьте, если хотите. Ей все равно не больно. Режьте, пусть она истечет кровью. Ничего вы не добьетесь.
— А ты? Ты понимаешь, какая страшная смерть тебя ждет?
Алекс медленно моргнул. Слегка покачнулся, усиливая впечатление заторможенности.
— Да какая разница? Я же говорю: нам обоим все равно. Зато хотя бы все кончится. Раз и навсегда.
Вендис обернулся к доктору.
— Он почему так себя ведет? Из-за ваших настоек?
Хоффманн развел руками:
— Но ведь… мы по-другому не можем их контролировать. Все специально рассчитано, чтобы держать пациента в ступоре…
— Значит, правда, что она ничего не почувствует? И ему тоже будет все равно?
— М-м, я бы не сказал… Боль-то, разумеется, она испытает… — Доктор нервно сглотнул. — Но… не в такой степени, как хотелось бы. Ощущение будет приглушенным. Пожалуй, она может пару раз всхлипнуть, хотя в принципе Алекс прав. В конце концов, эти препараты для того и созданы, чтобы пациенты не испытывали эмоциональных потрясений.
Вендис скрипнул зубами и отвернулся от доктора. Решительно шагнул к Джекс. Юрий поспешно убрался с его дороги.
Мужчина задрал повязку на лице девушки и посмотрел ей в глаза. Веки Джекс были полуприкрыты. Похоже, она действительно ничего не ощущала и не понимала. Алекс был готов за это поручиться, слишком хорошо зная действие лекарств на себе.
В голове мелькнула мысль, что, если задумка не удастся, его слова вполне могут оказаться пророческими: Джекс действительно умрет практически без мучений, зато Алексу придется страдать за двоих. Грудь ныла от страшного желания свернуть шеи всем этим палачам, но делать нечего — надо маскировать ярость в надежде спасти несчастную девушку.
Вендис протянул руку и с оттяжкой ущипнул пленницу за левый сосок. В обычной ситуации это вызвало бы резкий крик, но Джекс не дернулась и даже не поморщилась, а просто слегка прогнулась в пояснице, рефлекторно отзываясь на боль. С губ слетел легкий шорох выдоха. В остекленевших глазах не мелькнуло ни искорки.
Недовольно хмурясь, Вендис вернул повязку на место. Он обернулся к Алексу, но тот отрешенно смотрел куда-то вбок. Главарь раздраженно фыркнул.
— Вам платят за результаты, — сквозь зубы прошипел он Хоффманну. — Ну и где они, эти результаты?
Доктор растерянно пожал плечами:
— Данный метод…
— Если вы прекратите давать ей препараты, — нетерпеливо оборвал его Вендис, — то как скоро она полностью придет в себя?
— По истечении двадцати четырех часов функции организма должны практически восстановиться, — ответил Хоффманн. — Однако я настоятельно советую этого не делать. Полагаю, нет резона лишний раз говорить вам, до какой степени опасна эта молодая особа.
— Что? Вы смеете давать мне советы? Забыли, с кем разговариваете?
Доктор испуганно дернул кадыком.
— Нет-нет, что вы! Я… я просто… хотел напомнить, что… — При виде наливающегося кровью лица Вендиса психиатр поспешил сменить тему. — Конечно, с вашего разрешения я мог бы уменьшить дозу так, чтобы пациентка была в сознании, однако не представляла опасности. Да, думаю, мы могли бы подобрать такой баланс…
— Она будет орать и визжать, когда Юрий начнет ее резать?
— Конечно-конечно! Мы просто уменьшим дозу и… Да, разумеется. — Доктор нервно крутил пуговицу на своем белом халате. — Я поменяю дозировку так, чтобы она потеряла волю к сопротивлению, но при этом полностью сохраняла сознание и… и могла визжать и орать под ножом…
— Хм-м. — На физиономию Вендиса вернулась улыбка. — Хорошо. И как скоро это произойдет?
Хоффманн облегченно перевел дух, сумев-таки реабилитироваться.
— Она будет полностью готова к вашим услугам завтра вечером, к этому же часу. — Он показал на Алекса. — А что делать с ним?
Вендис с минуту шарил взглядом по лицу молодого человека.
— Если оставить его в таком виде, вы точно уверены, что он не будет реагировать на ее вопли?
Психиатр поскреб висок, затем неохотно признал:
— Он не блефует. Торазин в таких дозах просто не позволит это делать. Сейчас Алекс лишен способности о чем-либо беспокоиться. Думаю, он и вправду предпочитает, чтобы мы убили их обоих, пока действует препарат. Такой выход был бы для него наиболее простым, если сравнивать с альтернативой. Пожалуй, ему тоже следует уменьшить дозу торазина. Наверное, это неплохая идея.
Вендис перевел взгляд на Хоффманна.
— Не исключено.
— Словом, к завтрашней ночи действие препаратов достаточно ослабнет для ваших целей, — заверил врач. — Мы все подготовим.
— Ладно, у меня есть кое-какие дела… — Вендис скользнул глазами по остальным участникам сборища. — Вы тоже не вздумайте сидеть сложа руки. Каждый из вас знает, как вызывать агонию и продлевать ее вплоть до решения поставленной задачи. Я не намерен тратить время, слушая писк парочки идиотов, пока они истекают кровью и молят о пощаде. Мне нужна информация — и как можно быстрее.
Все — кроме Алекса, разумеется, — согнулись в почтительном поклоне.
Вендис махнул доктору.
— Ну, где тут у вас выход?
Когда они удалились, народ облегченно перевел дыхание.
— Что ж, — наконец сказала Элис, — придется, видно, отложить до завтра.
Генри скомандовал санитарам и медсестре:
— Вы трое, отведите его обратно в палату. — Он плотоядно ухмыльнулся, глядя на вздернутую под потолок Джекс. — А мы с Юрием немножко поработаем над вот этой штучкой.
У Алекса едва не подогнулись колени.
Один из санитаров грубо дернул его за локоть, разворачивая к выходу.
— Топай давай.
Мысли завертелись с бешеной скоростью. Надо что-то предпринять, выиграть время. Алекс уперся и оглянулся через плечо.
— Я знаю, что завтра, после уменьшения дозы, вы заставите нас говорить. И еще я знаю, что затем вы меня убьете, и это значит, что уже ничто не будет меня волновать… Но если этой ночью кто-то из вас хотя бы пальцем ее тронет, то, когда лекарства выветрятся, я буду очень и очень недоволен. Недоволен до такой степени, что разговорить меня вам попросту не удастся. Тронете ее — и я жизнью своей клянусь, что вам придется нелегко, когда Вендис поинтересуется, как и почему вам не удалось добыть из меня нужные сведения.