— А почему она не интересует коллекционеров? — спросил Алекс.
— Наверное, потому, что о ней мало что известно. Скажем, про остальных персонажей я могу многое рассказать, но вот когда речь заходит о Даме-загадке, даже я не знаю, какими способностями она обладает.
— Способностями? — встрепенулась Джекс.
— Ну да, — кивнула Мэри. — Например, мы не знаем, кто она: чародейка, белая ведьма или же иная фигура, обладающая таинственным волшебным даром. Именно поэтому ее и зовут Дама-загадка. Я-то ее знаю… Видите, какое у нее белое платье и длинные волосы? Кстати, я никогда не слышала, чтобы ее называли как-то иначе — разве что в компании людей, которые увидели ее впервые.
— Постойте… Вы сказали, что знаете ее. — Джекс ступила ближе; в тоне девушки явственно читался еле сдерживаемый гнев. — Как вообще кто-то может ее «знать»?
Толстушка бережно приняла крохотную статуэтку из рук Джекс.
— Видите ли, впервые ее образ был найден в каких-то чрезвычайно древних книгах. Ну очень древних… причем из самых разных мест. И хотя она всякий раз показана чуть-чуть по-другому, на всех без исключения иллюстрациях на ней надето вот это платье. — Мэри провела ногтем по контуру выреза у горла. — Всегда белое, всегда такого покроя. Вот откуда я ее знаю. Стоит только ее увидеть, как я говорю себе: «А, вот и Дама-загадка!» Между прочим, она особенная.
— Почему? — спросил Алекс, против своей воли захваченный рассказом.
Хозяйка лавочки улыбнулась еще шире от такого внимания покупателей.
— Ну во-первых, она таинственная. Никто не знает, кто она и откуда. Во-вторых, как я уже говорила, никто не имеет понятия о ее способностях, хотя она ими обладает, тут и спорить нечего.
— Но с чего вы взяли, что у нее обязательно должны иметься какие-то способности? — возразил Алекс. — Может, в тех книжках просто нарисовали какую-то королеву… или некую знатную матрону той эпохи… Не знаю, меценатку там или святую, что-то в этом духе.
— Алекс, — прошептала Джекс, — пожалуйста, пойдемте отсюда…
Мэри уже отвечала на вопрос и поэтому не услышала девушку.
— Конечно, из древних книг нам известны крайне скудные факты, однако везде говорится, что она обладала некой великой властью, хотя в чем именно эта власть проявлялась, там не сказано. Некоторые переводы подчеркивают ее величие, другие указывают на то, что она внушала неимоверный страх. — Мэри вздохнула. — Я же говорю: Дама-загадка. — Ее улыбка стала лукавой. — Но вся магия при ней.
— Никак не пойму, отчего вы так упорно это утверждаете, — проворчал Алекс.
Толстушка некоторое время молчала, вглядываясь в его глаза.
— Я просто это знаю, — наконец ответила она. — Потому что люди ее боятся. Ко мне приходят коллекционеры, которые собирают все подряд… вплоть до самых зловещих колдунов. Так вот: даже среди них с трудом сыщется желающий заполучить ее в свою коллекцию.
— А, суеверная ерунда, — отмахнулся Алекс. — Сами посудите: если про нее ничего не известно, то почему люди ее боятся?
Мэри пожала плечами:
— Не знаю. Хотя, сказать по правде, она моя любимица. — Хозяйка «Ящика Пандоры» с нежностью посмотрела на фигурку, крутя ее в руках. — Сколько лет держу свою лавочку, столько времени и считаю Даму-загадку моим любимым персонажем.
Наконец она вспомнила о деле и подняла статуэтку повыше.
— Ну как, вам интересно было бы иметь Даму-загадку в своей жизни?
Побледневшая Джекс отвернула лицо.
У Алекса уже имелась в жизни одна загадочная женщина, хотя он и не стал говорить об этом вслух.
— Пожалуй, в другой раз.
Мэри печально улыбнулась:
— Понимаю, понимаю. Да, ее многие боятся.
— Только не я, — возмутился Алекс.
— Это хорошо. — Хозяйка магазина вернула фигурку на место, под зайчик небольшого светильника. — Сегодня Дама-загадка нуждается в друзьях.
— Алекс, я хочу уйти, — вновь прошептала Джекс, причем на сей раз более настойчиво.
Он ободряюще похлопал девушку по плечу, давая понять, что услышал ее слова.
— Что ж, спасибо за интересный рассказ. Нам пора.
Ему пришлось пуститься легкой рысцой, чтобы нагнать Джекс.
— Что случилось? — спросил он, заговорщицки наклоняясь поближе.
Девушка пару секунд молчала, упрямо шагая по коридору универмага.
— Я не хочу об этом говорить.
— Джекс, да что происходит? Вы в порядке?
— Нет! Не в порядке я! Какое ужасное место…
— Почему?
— Все не так, все неправильно — и тем не менее я увидела призрак, из которого это выросло.
— Ну хорошо, хорошо, но зачем же так расстраиваться?!
— Да затем что при всех внешних атрибутах за ними не видно человека. Примитивная одержимость неверными вещами. Их не интересует жизнь, стоящая за магией. Взять хотя бы того волшебника, который крутил своей дурацкой палочкой, чтобы поднять в воздух песика. Ведь реальный волшебник в реальном мире прикоснулся бы к страждущему, чтобы снять с его сердца какой-то груз! А у вас тут целителей выставляют на полочках как игровые трофеи!
— Не со зла, Джекс! И потом, речь идет всего лишь о безделушках.
— Не только.
— Например?
Она резко остановилась и вперила в Алекса такой взгляд, словно от его понятливости зависела вся ее жизнь.
— Неужели вы не видите, до какой степени они все растеряли? Да вы хоть представляете, о каких чудесах мы говорим? Люди в вашем мире их не помнят и в то же время не могут позабыть. По истечении веков ваш мир до сих пор тоскует по магии, скорбит по утраченному волшебству. Оно было до того замечательной, великолепной, славной частью жизни, что людям до боли хочется его вернуть, хотя они даже не понимают, что это такое.
— Да, но все это кануло в Лету. И если, как вы утверждаете, волшебство действительно утрачено навеки, какая теперь разница? Мы такие, какие есть.
Джекс ткнула себя в грудь.
— Разница в том, что точно таким же станет и мой мир. Это предстоит пережить и нам. Мы все утратим… как вот эти люди, понимаете? Чудеса, по которым тоскует этот мир, есть у нас, но мы вот-вот все потеряем — и лишь оттого, что кое-кто жаждет власти. У нас будет отнято все, чем мы дорожим. Уничтожено ценой миллионов жизней во имя господства кучки жалких людишек.
От тоски и страданий, читавшихся в голосе и глазах девушки, у Алекса заныло сердце.
Он протянул руку и осторожно смахнул слезу, что катилась по щеке Джекс.
Когда вслед за первой слезой появилась вторая, а затем и третья, он прислонился к стене обувного магазина и обнял девушку, словно защищая от всех и вся.