Непокорное сердце - читать онлайн книгу. Автор: Джил Грегори cтр.№ 58

– А что же твоя мать? – рискнула спросить Брайони.

Его лицо помрачнело. Он стоял у костра, сложив на груди руки и задумчиво глядя в огонь.

– Мать пыталась защитить меня, – ответил он, – но у нее хватало и своих собственных проблем. Она была маленькой, худенькой женщиной, а отец – настоящим гигантом. Он был похож на техасского длиннорогого быка. Все и всегда делал по-своему, а мать подстраивалась под него, всегда старалась угадать, чего ему хочется, чтобы порадовать мужа и сдержать его неуемный темперамент. Ей было не легче, чем нам с Дэнни, хотя тогда я не всегда это понимал. – Внезапно он повернулся к Брайони и резко сказал: – Это не значит, что мой отец был плохим человеком. Он был хорошим человеком, не боялся работы, был сильным. Пожалуй, слишком сильным. Ему необходимо было управлять всем. Его слово было законом. – Логан бросил в костер окурок своей сигареты. – Кажется, я в значительной мере унаследовал его характер. С самого начала я ненавидел, когда мне говорили, как нужно себя вести. Я спорил с ним по любому поводу, и для нас обоих жизнь превратилась в настоящий ад. Несмотря на то, что я был тогда всего лишь ребенком, я был так же упрям, как мой отец. Мы были слишком похожи для того, чтобы ладить друг с другом.

– Мне кажется, я понимаю, – мягко сказала Брайони.

Она живо представила себе Логана диким, неуправляемым мальчишкой – горячим и решительным, стремящимся все делать по-своему, а рядом с ним его отца, взрослую и более сильную копию сына, человека, привыкшего к безраздельной власти и беспрекословному повиновению. Столкновения между ними были неизбежны.

– Когда мне исполнилось пятнадцать, мы окончательно поругались. Разгорелась война между штатами, и в 1861 году Техас присоединился к Конфедерации Южных Штатов.

– Ваша семья поддержала это решение?

– Да, черт побери. Мой отец был яростным противником Линкольна. Лично он не владел рабами, но знаешь, техасцы, они независимы во всем. И отец был категорически против посягательств на то, что, как он считал, являлось неотъемлемым правом штата. – Логан поморщился. – Я, естественно, был не согласен. – Короткий, звучный смешок сорвался с его губ. – Кажется, я родился бунтарем, Брайони. Сама видишь, я взбунтовался против бунтовщиков… по крайней мере против одного из них – моего отца. Хотя тогда мне нравилось думать, что причиной моего несогласия были более высокие, общечеловеческие мотивы. – Он вздохнул и бросил взгляд на просторную влажную долину внизу. – На самом деле я просто был одержим идеей собственной независимости, свободы от власти отца и поэтому с симпатией относился ко всем невольникам. Впрочем, рабство всегда раздражало меня, – добавил он задумчиво. – Вскоре после отделения Техаса, в апреле того же года форт Самтер был атакован войсками конфедератов, и Линкольн обратился с воззванием к добровольцам. Это было именно то, что мне нужно. Я сбежал из дома и присоединился к армии северян.

– Но ведь ты тогда был еще мальчишкой – тебе было не больше пятнадцати, – сказала Брайони. – Неужели ты хочешь сказать, что стал солдатом в таком раннем возрасте?

Он весело улыбнулся ее недоумению:

– Ты забываешь, красотка, что мы ведем речь не о Сент-Луисе, Нью-Йорке или Филадельфии.

Здесь, на западе, мальчики взрослеют быстро. Я научился стрелять из револьвера, когда мне было девять, в одиннадцать я оседлал моего первого дикого жеребца, а с двенадцати я уже перегонял скот вместе с работниками на нашей ферме. Так что к пятнадцати годам я вполне созрел для военной службы. Я был уверен, что, присоединившись к армии северян, докажу отцу, что стал мужчиной – свободным и независимым.

Нависла пауза. Брайони ждала, когда Логан продолжит рассказ, не сводя глаз с его лица. Наконец он заговорил снова, резко и торопливо, так, словно хотел поскорее закончить свою историю.

– Естественно, у нас в семье произошел грандиозный скандал. Мы крепко ругались и спорили с отцом в ночь перед моим уходом, и в конце концов он пригрозил лишить меня наследства, если я осуществлю свои намерения. Он сказал, что будет считать меня мертвым в случае моего перехода в лагерь противника. – Голос Логана сделался сухим и жестким.

– Это было худшим из того, что он мог сказать. После этих слов уже ничто не могло удержать меня дома. За все время войны я не написал ни единого письма ни одному из моих родственников, так что они даже не знали, жив я или погиб. А позже, когда я стал на несколько лет старше и вроде бы умнее, гордость удерживала меня от того, чтобы связаться с ними.

– То есть ты не виделся с ними с того самого дня, когда убежал из дома?

– Да, я никогда с тех пор не возвращался на ранчо, – сказал он спокойно. – Однако пять лет назад я все-таки написал моему брату из одного городка в Нью-Мексико. Дэнни ответил на мое скромное послание пространным письмом, в котором сообщал, что отец наш умер через год после окончания войны. Это был несчастный случай, его проткнул длиннорогий бык во время загона скота. Проклятый упрямец! Он всегда работал вместе с ковбоями и всегда больше всех!

К тому времени утренний свет проник в пещеру, и Брайони могла разглядеть горечь в глазах Джима Логана.

– Моя мать умерла от лихорадки шесть месяцев спустя после его похорон, – мрачно продолжал Техасец. – Остался только Дэнни. В своем письме он умолял меня вернуться домой. Он написал, что, умирая, отец часто звал меня, хотел, чтобы я простил его, вернулся в семью. Он даже… – его низкий глубокий голос дрогнул от наплыва чувств, но в следующий момент он взял себя в руки и продолжил негромко: – включил меня в завещание, оставив ранчо мне пополам с Дэнни. Он хотел, чтобы мы продолжили его дело вместе.

Он снова замолчал на некоторое время и вдруг, неожиданно повернувшись к Брайони, посмотрел на нее почти враждебно.

– Я написал ему, что отказываюсь, разумеется. Я не заслужил прощения моего отца, его великодушия после всех тех лет, которые я провел, ненавидя его, желая наказать старика своим молчанием. По моему тогдашнему и теперешнему убеждению, ранчо целиком принадлежит Дэнни. Я не мог вернуться и снова жить там.

– Но ведь такова была последняя воля твоего отца, разве не так? – мягко возразила Брайони. – Его самым последним желанием было видеть тебя дома, знать, что ты продолжишь его дело вместе с братом.

– Я же сказал тебе, что не заслуживаю его прощения. Если бы не моя тупая, свинская гордость, я бы мог связаться с ним после войны, и мы уладили бы наши разногласия, как мужчина с мужчиной. Но теперь он умер, и я опоздал. Неужели ты не понимаешь? Он, может быть, и простил меня, я никогда не смогу себя простить!

Он принялся мерить пещеру крупными шагами, и Брайони беспомощно смотрела на него, не в силах ничего поделать. Было ясно, что Джим Логан остался совершенно таким же упрямым, как в детстве. Гордый, упрямый, злой, с душой, переполненной болью. Все прошедшие годы он жил с этим грузом.

– А что… что ты стал делать, когда кончилась война? – спросила она наконец.