Метров через триста Глеб и Ритка свернули в сторону от основной аллеи. Ритка начертила на земле круг, а в нем руну против подслушивания.
– Поздравляю, Грутти! Вот все и в сборе! – сказала она, едва Таня перешагнула границу.
– Почему все в сборе? – Таня обратилась к Глебу, однако ответила снова Ритка. Бейбарсов интересовался только рукоятью своей трости.
– Потому что Шурасик непонятно где. Найти его я не смогла. В любом случае кому он нужен без магии?
– А Гуня с Гробыней?
– Их больше нет!
Сказать, что Ритка кипит, было мало. Будь Ритка плитой, вода вскипала бы на ней вместе с чайником.
– А куда они подевались? – заторможенно спросила Таня. Она видела Гуню совсем недавно, до ужина.
– Полчаса назад эти ослы подошли к черному маку и заявили, что любят друг друга больше жизни! – процедил Глеб.
Таня лихорадочно соображала. То, что она услышала, не укладывалось у нее в сознании ни вдоль, ни поперек.
– Откуда ты знаешь?
– Шурасик установил рядом с черным маком осколок следящего зеркала.
– Ты знал об этом! И никому не сказал!
– Я забыл! – с вызовом заявил Глеб. – Имеет человек право забыть?
Таня с досадой подумала, что у Бейбарсова слишком много прав и слишком мало обязанностей.
– Хотела бы я услышать, что сказал Гломов! Небось повторял все за Гробыней! Мычал и блеял! А Бейбарсов еще уверяет, что это была идея Гуни! – сказала Ритка.
– Это была его идея! Зеркало не ошибается! – упрямо повторил Глеб.
– На что они рассчитывали? Просто хотели умереть? – беспомощно спросила Таня.
– Да ничего они не хотели! Мне кажется, они надеялись на парадокс.
– ???
– Черный мак должен был уничтожить одного, а другому дать бессмертие. А тут сразу двое! Произносят запретные слова в одно время! И в обоих случаях это правда! Артефакт при всей своей гениальности – вещь исключительно тупая! Мак оказался в парадоксальной ситуации. В одно и то же время он должен был и уничтожить их, и одарить бессмертием.
– И что он сделал?
Глеб кашлянул и, дернув подбородком, на что-то показал. По аллее шли Гуня и Гробыня. Гуня размахивал палкой. Гробыня сердито покрикивала, чтобы он убрался со своей дубиной подальше.
У Тани закружилась голова. После известия, что Гуни и Гробыни больше нет, это выглядело как ночная прогулка призраков вокруг сельского кладбища. Однако Гуня с Гробыней мало походили на призраков. Деревья сквозь них не просвечивали. Да и прогулочка совсем не выглядела идиллической.
– Они живы! И Гробыня больше не привидение! – осторожно сказала Таня.
– Кто жив? – заорала Ритка так громко, что оберегающая их беседу руна затрещала от перенапряжения. – Ты что, Грутти, больная? Головкой ударилась? Кто жив, я тебя спрашиваю? Кто?
– Не ори на меня! Гуня и Гробыня!
Ритка смотрела на нее с замерзшей яростью.
– Иди спроси у них, кто такая мать-опекунша! Или где живут борсы! Иди, иди давай! – посоветовала она.
Таня посмотрела на Ритку и поняла. Мак сделал с Гуней и Гробыней что-то такое, что они исчезли, а остались двойники.
– Умница! – похвалила Ритка. – И года не прошло!.. А теперь десерт!.. Ты стоишь? Отлично! Выше будет падать! Черный мак уничтожен!
– Черный мак не уничтожили!
– Грутти! Очнись! Мы с Гулебом только что оттуда. В земле – метровая воронка с запеченными краями. Черного мака больше нет.
Таня посмотрела на легкие стремительные стволы берез. Подсвеченные закатным солнцем, они казались розоватыми.
– Этот мир казался таким безопасным, таким беззубым! Я думала: его можно взять голыми руками. А четверых уже нет, – беспомощно сказала Таня.
– Четверых? Вспомни, скольких послали сюда до нас! И все до одного мертвы. Проклятая старуха не оставила нам выбора! Найди птицу, Грутти, и уничтожь ее! Вся надежда на тебя!
* * *
Таня отыскала Ваньку в зверинце у Тарараха. Ванька менял подстилку у химеры. Рискованное занятие, учитывая, что львиная голова пыталась его грызть, а козлиная – бодать. Появление Тани оказалось как нельзя вовремя. Обе головы отвлеклись, блея и рыча, и Ванька сумел захлопнуть клетку.
– Идем! Я обещала Сарданапалу увидеться с титанами!
– С титанами? Да как к ним сейчас прорвешься? Подвалы забиты нежитью!
– Прорвемся! Ты меня проведешь!
– Это невозможно! – сказал Ванька.
– Академик утверждает, что вы с Тарарахом отлично знаете подвалы, потому что прячете в них запрещенных зверей! Между прочим, мне могли бы сказать!
Ванька смутился. Таня различила, как он бормочет:
– Говорил я Тарараху: не может такого быть, чтобы академик не знал. Подумаешь, убивает дыханием или замораживает взглядом… А если он ранен, тогда что? Колышек ему в затылок вбить, чтоб не мучился?
– Так ты меня проведешь? – перебила Таня.
Ванька колебался.
– Опасно это. Раньше проще было. Нежить совсем с мозгами раздружилась. Даже и наверх прорываются как-то, хотя лестницы заговорены. Я вчера пришел к себе в комнату, а там у меня два хмыря душат Лилового Дядю, а он пилит их бензопилой. Весело, да?
– И что ты сделал? – Таня ожидала героического рассказа.
– А что я сделал? Ну, вышел на полчасика и подождал, пока они уйдут. Чего им мешать-то?
Таня улыбнулась. В этом был весь Ванька. Глеб на его месте пустил бы в ход бамбуковую трость, и долго бы еще по этажу летали разрозненные кости.
Когда через час они встретились, Ванька держал в руках сверток.
– Это тебе! Лови! – крикнул он, бросая его издали.
Таня попыталась поймать, но не удержала и, ухнув, присела, не готовая к его неожиданной тяжести. В свертке оказалась старая офицерская шинель с подшитыми цепями. Чтобы цепи не терли, изнутри была пристрочена подкладка из ватника. Таня озадаченно разглядывала всю эту конструкцию.
– Предупреждать надо! А цепь зачем?
Ванька набросил ей на плечи шинель и принялся сосредоточенно затягивать Таню самодельным ремнем.
– Цепь нужна, чтобы у нежити появился повод сходить к зубному, – объяснил он.
– Думаешь, не прогрызут?
– Прогрызут, конечно, никуда не денутся. Но не сразу. Идея не моя – Тарараха. Размер, кстати, тоже его, так что если будет великовато – не удивляйся!
Таня ничему не удивлялась. От старой шинели пахло хмырями. Стиркой Ванька с Тарарахом не заморачивались. Цепь начиналась от колена и шла до шеи. Конечно, плотного прилегания между кольцами не было, но все равно прочнее драконбольной куртки. С этим не поспоришь.