– Вы совершили ошибку, Шито-Крыто! Не надо было ничего прибавлять к заклинанию! Теперь все мы здесь смертники! – крикнула Медузия.
– Но я добавила бессмыслицу! – удивленно возразила Ритка.
– Тем более, Рита! Заокский гимрак не просто нежить! Это невидимка-убийца! Теперь он среди нас! – Медузия попыталась выпустить опознающую искру, но та погасла.
Баб-Ягун отважно рванулся из-за своего укрытия и перекатился к Медузии. На его перстне плясал готовый к выбросу Искрис фронтис.
– Мамочка моя бабуся! Где он?
– Где угодно! – Медузия без предупреждения нацелила на Ягуна свой перстень. – Назад! Еще шаг – и я тебя зомбирую!
– Меня-то за что? – удивился играющий комментатор.
– Не приближайся!
– Но почему, мамочка моя бабуся?
– О родственниках потом!.. Не исключено, что гимрак уже в тебе… Или во мне! Или в нас обоих! Гимрак мгновенно пожирает жертву… Потом другую жертву, третью… Он может одновременно существовать в сотнях тел, управляя ими как марионетками!.. Вы живы – но проходит час, и вы мертвы! Растворены его желудочным соком! Не касайтесь друг друга! Опасно даже дыхание! Если кто-то попытается до вас дотронуться – это, скорее всего, гимрак!
Верка Попугаева взвизгнула.
– А-а-а! Этот гаденыш коснулся моей руки! Я-то думала: я ему нравлюсь, а он – гимрак! Шлепкус всмяткус капиталис! – яркая искра, выпущенная из ее перстня, врезалась в грудь Тузикову.
Заклинание размазывания по стене – жуткая вещь. Мгновение спустя ноги Кузи отделились от пола. Описав в воздухе полукруг, он врезался в рамку с портретом Дедала Критского. Кузя Тузиков, сын потомственного мага Тузикова, некогда оживившего утопленную Герасимом собачку Муму, сполз на пол и, не двигаясь, затих.
В кабинете повисла тишина – такая, что стало слышно, как у Гуни Гломова бурчит в животе. Потом Рита Шито-Крыто негромко окликнула:
– Попугаева!
– Ну? – отозвалась та.
– Верка! Это ты?
– А кто еще?
– Уж я не знаю кто. Если Тузиков был гимраком и прикоснулся к тебе, то… понимаешь, что это означает?..
Первым разобрался в этом, как ни странно, Жора Жикин, который в обычное время не отличался ни умом, ни сообразительностью.
– Фурыллис эббус труфус бонирайис аппедицитус болотомус! – выпалил он на одном дыхании, и Верка Попугаева, синея и зеленея, покатилась по полу.
Доцент Горгонова укоризненно цокнула.
– А вот это напрасно! Никаких Фурыллисов! Этот сглаз относится к числу безусловно смертельных! К счастью, пяти минут еще не прошло, и контрзаклинание сработает. Добрее надо быть, молодой человек!.. Дуллис нуллис!
Искра из ее перстня коснулась Попугаевой, и лицо Верки перестало быть таким пугающе синим. Судорожный шипящий звук сквозь стиснутые зубы – и Попугаева вновь начала дышать.
Теперь все уцелевшие укрывались за партами, настороженно наблюдая друг за другом и отслеживая каждое случайное движение. Любая критическая ситуация мгновенно делит коллектив на четыре примерно равные части. Первая – пытается спастись бегством. Вторая – впадает в ступор или прикидывается ветошью. Третья – истерит, распускает руки и ищет виноватых (обычно это все, за вычетом самого ищущего). И, наконец, четвертая – пытается предпринять нечто конструктивное.
Дуся Пупсикова – увы, приходится это признать! – относилась к паникующей группе.
– Гимрак убил Попугаеву и Тузикова! А! О! Они разлагаются!.. О! А! Я слышу смрад! Выпустите меня отсюда! О! О! Не хочу быть жертвой! Линузус очкустус! – заголосила она, обжигая нос магической искрой, которую в панике выпустила слишком близко.
В спешке Дуся забыла, что заклинание невидимости не распространяется на одежду и волосы. Ее опустевшая юбка пробежала вдоль стены и пискнула, споткнувшись об упавший стул. Из-под повисшей в пространстве челочки донесся жалобный стон:
– Я вывихнула ногу! Пристрелите меня кто-нибудь – я умираю! Я стала гимраком!.. Запомните меня прежней! Жикин, ты подлый эгоист! Каменное сердце!.. Ой, коленка болит!.. Я гимрак, гимра-а-ак!
Вопли сменились мирным сопением. Медузия, сжалившись, усыпила Пупсикову банальным Пундусом храпундусом.
Семь-Пень-Дыр высунул из-под парты голову, прикрывая ее сверху стулом.
– Я понял, как гимрак попал в Тузикова!.. А то у меня не стыковалось! Вот она где прокололась, гадюка! – прошипел он.
– Кто?
– Да Ритка Шито-Крыто! Кто выпустил гимрака? Она! Кто стоял к дверце ближе всего? Снова она!.. Делайте выводы! Потом она проходила мимо Тузикова и задела его рукой! Ритка – гимрак!
– Сам ты гимрак, пень с дырками! – буркнула Ритка. – А вы все имейте в виду! Сунься ко мне кто – прикончу на месте!
Черномагесса полулежала, забаррикадировавшись сразу двумя партами. Парты окутывало красное защитное облако, потрескивающее при всяком Риткином движении.
– Не верьте ей! Гимрак ее пожрал и зомбировал!.. Сто дырок от бублика даю, что она гимрак! – завопил Семь-Пень-Дыр. – Нельзя терять времени! На счет «три» атакуем! Раз… два… три!
Помчавшийся в атаку Горьянов рухнул лицом вниз, сраженный усыпляющим шипом. Ритка не промахнулась. Сам же Семь-Пень-Дыр почему-то остался в укрытии.
– А ты чего не побежал? – поинтересовался у него Ягун.
– Замешкался! – возмутился Дыр. – Говорил я, что она гимрак!.. Смотрите, иголку в Горьянова воткнула! Нормальные темные маги так не поступают!.. Приготовились! Раз, два…
На счет «три» Дыр снова таинственно замешкался, а жертвой суровой Риты стал Жора Жикин, не успевший поставить блокировку против рокового сглаза Гыгли-мыгли карадыгли.
Больше к Шито-Крыто никто не совался. Издали ее обстреливали запуками, но запуки гасли, встречая защитное сияние. Медузия Горгонова, единственная, кто без проблем справилась бы с Риткой, от участия в схватке почему-то уклонилась. «Семь пней и одна дырка» еще немного поискал желающих идти в атаку, но таковых не обнаружилось, что его крайне возмутило.
– Ну и ладно! Не хотите сражаться, и не надо! – с сожалением произнес он. – Может, гимрак в нее и не вселялся! Я же ничего не утверждаю. Я просто высказал свое мнение… Между прочим, Гроттер тоже странная! Сидит и молчит! Вот чего она сидит и молчит?
Ванька, вздохнув, расшнуровал свой тяжелый десантный ботинок и, шепнув Топтакли-лягакли, подбросил его Семь-Пень-Дыру. Стол Дыра трижды подпрыгнул, и – все стихло.
– Ну вот! – сказал Ванька, грустно шевеля большим пальцем, торчавшим из рваного носка.
Печаль Ваньки объяснялась просто. Заклинание Топтакли-лягакли было необратимым и неснимаемым. Буйствуя, обувь атаковала всех, включая ее владельца. Значит, ботинок навеки потерян. Другой же обуви у Ваньки не предвиделось. Разве что попросить у Тарараха валенки-быстрошмыги? Но у них такой чудовищный перелет, что от кровати до стола порой приходится добираться с заскоком через Норвегию.